Пастор - страница 23

— Ох, — выдохнула она. Какое-то время мы так и смотрели друг на друга.

Это могло закончиться прямо там. Могло бы даже с её красной помадой, с этими игривыми чёртиками во взгляде, тугими сосками-пуговками, которые хорошо проглядывались через белую блузку. Даже с моими широкими плечами, прижимающими её к двери, даже со всплеском силы, удовлетворения и похоти, исходящих от первобытной и доминирующей позиции моего тела напротив женщины.

Могло бы, клянусь вам.

Но затем она прикусила свою нижнюю губу, эти слегка увеличенные зубки впились в плоть кроваво-красного цвета, а потом Поппи сжала свои бёдра вместе, и небольшой стон вырвался из её горла.

В этот момент я перестал видеть перед собой кающуюся женщину.

Я перестал видеть дитя Божье.

Я перестал видеть потерянную овечку, так нуждавшуюся в пастухе.

Я видел женщину в нужде — зрелой, восхитительной нужде.

Я сделал шаг назад, глубоко вздохнув, ведь некоторая часть моей совести всё же продолжала бороться, а она сделала шаг навстречу мне, всё ещё смотря в мои глаза. Я позволил ей пройти мимо меня, но не потому, что мне хотелось её отпустить или не доводить начатое до конца. Нет, всё это было из-за того, что я давал ей последний шанс на бегство, и, если она его не использует, да поможет ей Иисус, ибо я собираюсь коснуться, попробовать и трахнуть её прямо сейчас.

Она сделала несколько шагов назад, пока не упёрлась в кабинетный рояль, который был установлен чуть ниже платформы для хора. Она до сих пор не вымолвила ни слова, но ей этого и не нужно было делать, ведь я всё могу прочитать по языку её тела: то, как она дрожала, как вздыхала, как покрывалась мурашками. Её зубы всё ещё кусали нижнюю губу, и мне захотелось лично укусить её, укусить так, чтобы она кричала. Я двинулся к ней, а она в это время наблюдала за моими голодными, свирепыми и дикими шагами.

— Повернись, — скомандовал я, и, блядь, она выполнила приказ мгновенно, повернувшись и положив руки на чёрное дерево. Она всё ещё держала бёдра вместе, когда я достиг фортепиано и встал прямо позади неё. Провёл указательным пальцем вдоль её рук, прикасаясь к бархатистой коже. — Теперь скажи мне то, о чём не сказала ранее? — попросил её тихим голосом. — И помни, ложь — это грех.

Она вздрогнула.

— Я не могу сказать этого. Не здесь. Не тебе.

Моя рука переместилась на плечи Поппи. Её волосы были заколоты в пучок, обнажая шею цвета слоновой кожи, и я ласкал её сейчас, желая поглотить каждое содрогание и каждый неровный вздох. А затем надавил ладонью ей на спину, прижимая лицом к блестящему дереву. Она была такой миниатюрной, что даже каблуки не помогли, поэтому ей пришлось встать на цыпочки.

На ней была юбка-карандаш, и, как только Поппи наклонилась, разрез поднялся достаточно высоко, чтобы выставить розовый проблеск её плоти.

— Поппи, — сказал я угрожающе, — ты что, пришла сюда без нижнего белья? — моя ладонь всё ещё лежала на её спине, а пальцы упирались в шею, и она кивнула. — Ты сделала это нарочно?

Пауза. Затем ещё кивок.

Звук шлепка пронёсся эхом по всему святилищу, и она подскочила, когда моя рука встретилась с её кожей. Затем Поппи застонала и толкнула свою попку назад.

Но на этот раз я не шлёпнул её, только Господу известно, как мне хотелось это проделать с ней снова. Вместо этого провёл рукой от плеча к её бёдрам, по пути задевая грудь, которой она прижималась к роялю, глубину талии и наконец-таки выпуклость попки. А затем я повторил то же действие, только уже с помощью обеих рук, которые в конечном итоге залезли под подол её юбки, задирая его вверх к талии.

Я опустился на колени, разведя её ноги в стороны. Моему взору открылся прекрасный вид на её влагалище.

— Мой маленький ягнёнок, — прошептал я. — Ты очень, очень мокрая прямо сейчас.

Её влажность так прекрасно блестела на киске. Щёлка была не просто влажной — она, мать твою, дрожала — розовая, нежная и дрожащая прямо перед моим лицом.

Я вцепился своими руками в её попку, разведя эти смачные дольки ещё больше, и наклонился вперёд так, что моё дыхание щекотало её чувствительную плоть.

Она всхлипнула.

— Это так неправильно, — сказал я, придвигая свой рот ближе. Я мог учуять её запах, она была как небеса, мыло, кожа и деликатный женский аромат, который жаждал каждый мужчина. — Только раз, — пробубнил я, убеждая больше себя, нежели её. — Бог ведь не накажет меня за одну маленькую пробу.