Пастор - страница 65

(прим.: основной папский документ по тем или иным важнейшим социально-политическим, религиозным и нравственным вопросам, адресованный верующим, или епископам, или архиепископам отдельной страны, и второй по важности после апостольской конституции), но я предполагаю, что это тоже грех. Поэтому я каюсь в этом. Сознаюсь, какой безумной себя чувствовала на том алтаре с тобой между моими ногами. В конечном итоге уговорила тебя дойти до конца. Мы были людьми больше, чем когда-либо — больше животными, чем когда-либо — но почему-то я до сих пор чувствую себя так близко к Богу, будто вся моя душа проснулась, пришла в полную готовность и начала танцевать. Я посмотрела на распятье — Христа на кресте — и подумала: вот что значит быть растерзанным за любовь. Это то, что зовётся перерождением. Я смотрела на него над твоим плечом, пока ты вбивался в меня, и Христос делал то же самое, и всё это ощущалось словно единственным секретом и мерцающей тайной: проникновенной и неясной. Я чувствовала, будто мы делали что-то воистину древнее, будто столкнулись с какой-то тайной церемонией, слившей нас воедино; но как я могу наслаждаться этим чувством, как могу праздновать это, когда речь идёт о такой высокой цене?

Я сказала тебе, что чувствую свою вину — это правда — но она сокрыта под многим другим, и я просто не могу разделить вину, радость и желание. Каждый раз, когда размышляю, я прихожу к решению сказать тебе, что мы должны соблюдать твои обеты и твой выбор, или сказать о том, что мы должны выяснить, каким способом —каким угодно образом — сможем снова видеться друг с другом, но тут же меняю своё мнение.

Беспокойство — это грех, даже я знаю, но я всё же больше, чем просто полевая лилия (прим.: отсылка к отрывку из Евангелия от Матфея (Мф. 6:27—33) о полевых лилиях). Я лилия, которая бы вырвалась из земли и легла бы у твоих ног. Когда дело доходит до тебя, я становлюсь неприкаянной и беспомощной, и в твоей милости дать солнечный свет и воду. И я даже не могу принадлежать тебе. Как мне можно не беспокоиться?

Прошлой ночью я так сильно хотела ответить на твоё сообщение, но не знала, что могу сказать, как уместить свои мысли в два или три связанных предложения. Я желала прийти в твой дом и поговорить, но знала, что, если сделаю так, не смогу удержаться и не прикоснуться к тебе, не трахнуть тебя; и я не хотела усложнять всё ещё больше, чем уже было.

Но после, продолжая смотреть на твоё сообщение, я гадала, как именно ты думал обо мне, и задавалась вопросом, вдруг ты вспоминал, как я ощущалась, будучи обёрнутой вокруг тебя. Как я извивалась под тобой. Я задавалась вопросом, вспоминал ли ты свою кухню и нас двоих, смотревших вниз на то, как твой член вошёл в меня.

И вот моё финальное признание. Я встала на колени на полу своей спальни, будто собираясь молиться, но вместо того, чтобы молиться, развела свои ноги и принялась трахать себя пальцами, представляя, что это ты.

И когда кончила, я молилась Богу, чтобы ты смог услышать, как я выкрикивала твоё имя».