Пастораль с лебедем - страница 15
Так что бедная Надежда, старенькая, какая она была, не успевала одному младенчику перевязать пуп, — глянь, у ворот уже другой перепуганный отец кричит:
— Давай быстрей, мама Надежда, а то моя уже на стенку лезет, и воды пошли!
Значит, не было у мамы Надежды ни капельки покоя, а тут еще в доме ее получается большущая история без начала и конца, потому что, если разобраться, кто он, этот Серафим, — птенчик с травинкой в клюве или, как говорится, немножко дурак или кто? Ведь село всегда хочет иметь о человеке ясное мнение, как о погоде: дурак он или только притворяется? Или, может, другое что, и тогда зачем ломать голову, раз он все равно такой же, как ты…
7
— Бычок или телка?
— Бычок… Хэй, Белый, вставай!
И тут же вокруг Белого стали крутиться, вертеться, стали его тянуть, похлопывать, тормошить, гладить, оглядывать с головы до ног и еще раз с ног до головы, потом опять осматривали со всех сторон, словно яйцо с зародышем на свет. Он хорошо это чувствовал, потому что бык быком, а раз он живой, то как ему не чувствовать? Кишели-мельтешили вокруг шубейки, кацавейки, цигейки, пряжки, косынки, кожухи, козырьки, ватники…
— Поглядите-ка на него, видать, родила его мама к рождеству и вместе с детьми в доме зимовал…
— Сколько базаров исходил, такой картинки не видел!
— А Белый какой, бре, бре, бре!..
— Точка, точка, два крючочка…
— Вы это о рогах?
— И сколько за него просит?
— А помните, Бельцкий уезд как-то прислал нам такого же, семенного…
— Чего-чего, а этого в уезде было хоть отбавляй…
— Смотрите, уже бьют по рукам. За сколько уступили?
— Пять лепешек да два кола!
— Вы это о копытах и морде?
— Да бросьте, он прямо картинка, и все тут!
— Деньги как на дрожжах будут расти, если хорошо его кормишь.
— Да теперь, со всей этой техникой, на что он?
— На жаркое…
— И не говорите. Это ведь такое утешение, когда бычок есть. Выйдешь по нужде, пройдешься по загону, вот и мысль появится, с самого утра.
— Так-то так, да ведь с этой техникой он что? Говорю же вам: пять лепешек да два кола. Вы только поглядите, что пишут!
«МОЛОКО БЕЗ КОРОВЫ, ИЛИ КОРОВА-РОБОТ
Группа английских ученых создала агрегат, который производит молоко… без коровы. Эта машина перерабатывает траву, морковь, горох, словом, все то, что необходимо корове для корма… Но если в коровье молоко переходит только восемнадцать процентов белка, содержащегося в кормах, то машина превращает в молоко восемьдесят процентов этих белков. У «машинного молока» еще одно преимущество: оно не содержит некоторых элементов, вредных для стариков и детей».
— М-м-м, а какое жаркое из него… котлеты, гуляш, печенка домашняя.
— Да пропади они пропадом! Где природа, братья, где живое дыхание? То есть что же, только мы и останемся, что ли? Запихнем в машину асфальт и г . . , а с другого конца парное молоко потечет? И это я должен пить?
— Да оставьте вы… Много повидал я на свете, а такой красотищи не видел!
— Значит, договорились? Ну, в добрый час!
— А магарыч?
Визжали свиньи, ржали жеребцы, а может, кобылицы, кто их разберет, а у Белого щекотало в ноздрях от запаха дыма и вина, и в ушах бухал барабан, и мычал тромбон, и жалел-плакал кларнет, а базар стонал: «в-ву-у-у!..» До тех пор, пока не очутился возле пузатой вонючей бочки, валявшейся на куче кукурузных стеблей, и он, Белый, потянулся туда мордой, потому что уже, слава богу, в животе урчало.
— Караул, воры! — И юбка за юбкой — и все в одной — всколыхнулись, вспыхнули: — Тьфу, черт, а я думала, он к деньгам!.. Эй, ты, с быком! Что, и тебя угощать и быка кормить?
— А мне все это ни к чему, будьте здоровы, мамаша. Мне любо, чтоб было любо, любо, что б оно ни было. Будь хоть лягушка, а если она мне люба, кому какое дело — не правда ли? Один раз живу на свете!
— Молодец! Как хорошо, что мы встретились… Дай-ка я тебя поцелую… Так мне радостно от всего мира этого, ну, дай, дай… Это твой бык? Дай и его поцелую, на, на!
— Эй, ты, играй! Вот, видишь?
И Белому снова ударили в ноздри разные-преразные запахи, запахи этих бумаг, гниющих между тряпкой и телом.
— Сегодня они есть, завтра их нету, — играй, а то во мне кровь застывает!