Паучиха. Личное дело майора Самоваровой - страница 40

— Это ведь не ваша квартира? — наконец спросила Марина Николаевна.

— Не моя. Это квартира моего гражданского мужа, и я в ней не прописана. Но, разве это что-то меняет? — улыбнулась Варвара Сергеевна.

— Конечно, нет. Знаете, я все кручу в голове события того утра, и теперь уже практически уверена, что мужчина, выскочивший из подъезда, имеет отношение к пожару. Считайте, что это интуиция. Жалею, что слишком поздно вспомнила, надо было рассказать об этом дознавательнице.

— Да бросьте! — усмехнулась Самоварова. — Дело бы точно так же прикрыли за недостаточностью улик. Под ваше описание может подойти практически любой!

— Я вспомнила: у него через плечо была перекинута небольшая спортивная сумка! — будто не слыша Варвару Сергеевну, воскликнула Марина Николаевна.

Глаза ее блестели.

Варвара Сергеевна прекрасно понимала, что ее собеседницей движет чувство надуманной вины, нанизанной на неустойчивое психоэмоциональное состояние.

— Марина… С таким описанием никто нас слушать не станет.

— Я понимаю… Но я должна была вам это рассказать.

Самоваровой вдруг стало ее искренне жаль. Не из-за спортивной сумки неизвестного мужчины Марина пришла на эту встречу, ей, успешной и уверенной в себе лишь для вида, катастрофически не хватало простого человеческого внимания. Варвара Сергеевна мысленно представила себе ее мужа-трудоголика, по воскресеньям ходящего на службу в церковь, подруг — зацикленных на сохранении уходящей молодости карьеристок, еще, наверное, где-то есть родители, живущие, предположим, в области, наверняка они ею гордятся — самодостаточной, сумевшей прочно обосноваться в большом городе.

— Очень хорошо, что рассказали, — завидев официантку, спешившую к их столику с подносом, ободряюще улыбнулась новой приятельнице Варвара Сергеевна.

Поблагодарив девчонку за оперативность, она без стеснения набросилась на пирожные.

Внимательно оглядев свой десерт, Марина Николаевна осторожно притронулась к нему вилкой.

— Правда же, вкуснотища? — кивнула Самоварова на лавандовое суфле в ее тарелке. — Жизнь не только сложна, но и справедлива. Всегда найдется кто-то, кто готов выслушать, готов не осудить, но попытаться понять. И вдвойне хорошо, когда при этом есть еще и прекрасный десерт!

— Интересная я вроде женщина, мужики помоложе заглядываются. Зарабатываю хорошо, муж верный, не гуляет. Чего еще? Живи да радуйся. А я взяла и подвисла… — Осторожно положив в рот небольшой кусочек суфле, Марина Николаевна уставилась в окно.

— Милая моя, у вас типичный возрастной кризис. И его надо прожить.

— У вас такой был? — Взгляд Марины Николаевны блуждал за большим, в самый пол, арочным окном. Второй день в городе стояла погода, которую Олежка коротко охарактеризовал словом «жесть». С пожелтевшего клена безжалостно опадала листва. Крупные, еще несколько дней назад похожие на яркие звездочки листья жалобно корчились на взбухшей и грязной от непрекращавшегося дождя земле. Угрюмые прохожие в невзрачной одежде спешили по делам.

Марина Сергеевна перевела взгляд на Самоварову. В озерцах ее глаз плескалось едва заметное безумие. Но внутренний стержень этой привыкшей быть собранной женщины еще не позволял ему взять над ней верх.

— Конечно, был… Мама дорогая, какой у меня был кризис! — шутейным тоном воскликнула Варвара Сергеевна.

— И что, тоже в этом возрасте? — наконец вымучила из себя улыбку Марина Николаевна.

— А сколько вам?

— Не за горами сорок.

Варвара Сергеевна задумалась.

— В сорок не припомню… хотя… и в тридцать, и в сорок, они, скорей всего были, но проскочили не слишком болезненно. А тот, который после шестидесяти, цепанул так, что едва выкарабкалась.

— И каков был пусковой механизм?

Варвара Сергеевна почувствовала, что собеседница впервые проявляет искренний интерес к ней самой, а не к ситуации с пожаром.

— Причины у всех одни. Переоценка некогда не подлежавших сомнению ценностей.

— Простите за нескромный вопрос: мужчина в этом был замешан? — оживилась Марина Николаевна.

— Естественно, моя дорогая… Без мужчин у нас, женщин, и жизни нет. А возрастной кризис — тоже часть жизни, но такая, которую мы будто фильм в зеркале прошлого подсматриваем и изводим себя бесплодными мыслями: «Вот если бы тогда вышло так, а не иначе, то, возможно, сейчас…». Здесь-то и кроется дьявол, потому что нет никакого «если»! Вышло так, как должно было выйти. Если бы вы остались с вашим армянским гуру, может, сейчас вас уже не было бы в живых!