Пентезилея. Книга для женщин в часы мужененавистничества - страница 10

стр.

В блаженстве Ева не замечала, что обвивающая рука спутника влекла ее к определенной цели. Как некогда, она думала бродить с ним счастливо, без всякой цели…

И внезапно она очутилась перед древом познания. В вечернем сиянии яблоки его казались огненными шарами. Змее спустилась к ней близко до самого ствола. Ева испугалась, и ее глаза искали защитника — но Адам исчез.

Трепеща, как зачарованная коварным взглядом необыкновенного создания, стояла Ева под деревом…

— Возьми и ешь! — сказала змея. — Разве Господь не велел вам есть плодов сада? Посмотри, как мои яблоки полны сочности и сладости!

— Эти плоды нам запрещены, — сказала женщина, — а то мы умрем!

— Умереть! — подумав, сказала змея. — Что это такое?

Умереть — это бессмысленное слово. Нет, вам только потому запрещено отведать плода, чтобы вы не стали всезнающими, как Бог, и не познали бы добра и зла. Возьми и съешь!

Как они сверкали, роскошные плоды! И когда Ева, все еще колеблясь, протянула руку к яблоку, змея как бы нечаянно толкнула его, и оно упало в простертую руку женщины.

И удивительно внезапно Адам снова очутился около Евы и сладострастно смотрел на яблоко, которое женщина подносила ко рту под очарованием его взгляда. И как бы нечаянно плод лежал и в его руке, и он ел…

(Продолжение см. Бытие, гл. 3, стих. 7).


Толкование к 1 главе книги Есфирь

(Без всякой подделки)

Празднества во дворце царя Агасфера.

Вокруг порфировых и мраморных колонн обвивались пурпуровые материи и гирлянды бархатисто-серых масличных ветвей, переплетенных с удивительными цветами. Гости в дорогих украшениях прохаживались по залам. Граненые драгоценные камни, вспыхивавшие при солнечных лучах, озаряли их на мгновение своим блеском. Затем фигуры снова исчезали в таинственной тени тонко отшлифованных мраморных окон, сквозь которые дневной свет бросал на них темно-золотистые пятна.

Был вечер третьего дня. На возвышении королевского зала возлежали на подушках Агасфер и его друзья, опьяненные благороднейшими винами королевских погребов. Глаза их были затуманены, белки покраснели, и они смеялись, сами не зная чему.

Одна из полуобнаженных танцовщиц, танцевавшая между колоннами, сорвала венок с выступа колонны, надела его себе на голову и смело засмеялась, глядя вверх.

— Прекрасный болотный кипарис долины! — улыбнулся влажными углами губ, окаймленных черными усами, Митрон, сын Кефиты, сидевший рядом с царем.

— Пусть откроются глаза моего брата! — прервал его Агасфер. — Разве ее щиколки не похожи на шишки зоба?

Митрон, сын Кефиты, засмеялся только и поднял руку, чтобы сделать знак танцовщице, но царь крепко схватил ее.

— Избави Боже, чтобы взгляд брата моего обращался на недостатки низших людей! Пусть мне будет дозволено поучить его. Чтобы он научился различать — он должен увидеть совершеннейшую женскую красоту.

И, взяв сосуд с вином из рук прислужника так поспешно, что ковер оросился темным вином, царь приказал:

— Пойди в женские покои и позови царицу Басти. Я велю ей прийти сюда без платья и плаща. Она должна явиться ко мне из своих покоев, как белый месяц из облаков, непокрытой, какой сотворила ее рука Создателя.

Прислужник быстро дотронулся лбом до края ковра, влажного от вина, и его легкие шаги потерялись в проходе колонн.

— Вы будете благословлять свои глаза за то, что они могут видеть нечто подобное, — торжествующе вскричал царь, обращаясь к друзьям, — и ваше сердце будет полно благородной завистью, как ваши кубки сладким вином.

Друзья поднялись на локтях. Их взгляды остро впились в сумрак колонн. Они молчали и ждали.

Наконец, в проходе раздались легкие шаги раба. Он пришел один.

Три раза дотронулся он лбом до ковра.

— Пусть облако гнева моего повелителя не разразится над его недостойным слугой! Царица отказывается прийти.

— Отказывается! — Царь вскочил. Синяя жила вздулась на его виске. Его борода тряслась. — Почему?

— Госпожа так сказала своим подругам: «Вероятно, мой господин приказал это в хмелю, и он плохо поблагодарит меня, если я его послушаюсь. Разве он мог бы желать осквернить перед посторонними, пьяными мужскими глазами то, что предоставлено священной минуте любви?»