Пентезилея. Книга для женщин в часы мужененавистничества - страница 15

При мягком звуке арпеджио Венера встрепенулась, и ее взгляд выражал: «Ты мучаешь меня!»

Поплакав некоторое время еще сильнее, она успокоилась, вызывающе подняла голову и взглянула на мальчика.

Он начал печальную прелюдию и затем запел сладким, звучным голосом.

Вот что пел мальчик:

«Он ушел, осчастлививший и осчастливленный!

Он разорвал расшитый жемчугом покров опьянения, так что жемчуг рассыпался слезами.

Прельщенный горячей сладостью любви, убежал он к суровому холоду, от мягких подушек — к твердым выступам скал.

Но он снова вернется! Кто любит любовь, а не возлюбленную — тот вернется. Он тянется от счастья к счастью и не замечает, что вокруг него круглая решетка.

Для своей песни певцу необходима смена страданий и счастья, горечи и сладости. А твой возлюбленный — певец.

Он снова вернется!»

Мальчик умолк. Удивленная, смотрела Венера на чистое, ничего не подозревающее лицо ребенка.

— Кто научил тебя этому, дитя? — спросила она, подымая голову.

Но мальчик смутился, стал угрюмым и выскользнул из комнаты, так как не знал, что ответить.

Тангейзер в это время пел свою песню на земле перед прекрасной Елизаветой Тюренгенской. Но его сердце певца не давало ему успокоиться. В самопожертвовании и раскаянии искал он мира и успокоения, не зная, что мир и успокоение созданы не для сердца певца.

В далекой Венгрии он нашел глубокую пещеру и вошел в нее. Это был другой вход в грот Венеры. Подземные ходы к нему простирались через все страны и всюду вели к нему двери.

Венера вышла к нему навстречу, но он не узнал ее, хотя она ничего не изменила в своей внешности, кроме краски волос. С некоторых пор она красила их в черный цвет…

Для ближайшего свидания она выкрасит их в каштановый.

Каждый психолог может поручиться, что Дон Жуан, подобно всякому другому, питал серьезные намерения к своей первой любви. По крайней мере, в первое время.

Убежденно клялся он в вечной верности и, выпив с девушкой первый бокал шампанского, стал откровенным и заговорил даже о женитьбе.

Она только отхлебнула от бокала и потому не потеряла рассудка.

— Ведь ты слишком молод, глупышка, — сказала она, нежно улыбаясь. Вероятно, ее звали Инессой. Ее волосы были золотисто-белокурые, а глаза как темные бархатные фиалки.

Он вспыхнул и невольно потряс шпагой.

— Слишком молод? Черт возьми! Ты считаешь меня за глупого мальчика?

— Нет. Но ты меня считаешь глупой девочкой.

Она крепко сжала его руку и приложила к своим губам.

— Я слишком люблю тебя, чтобы выйти за тебя замуж. Когда-нибудь ты мне будешь за это очень благодарен…

И она успокоила его своим самым верным способом.

Ее предсказание сбылось. Дон Жуан дожил до того дня, когда счел за счастье отказ Инессы. Это был тот день, когда он почувствовал, что любит во второй раз.

Он доказал Инессе свою благодарность, покинув ее.

Вместо того, чтобы счесть это вполне законным, Инесса пришла в отчаяние и, заливаясь горючими слезами, раскаивалась в том, что не вышла замуж за возлюбленного. Так глупы бывают умные девушки, особенно в любви.

Возможно, что вторая звалась Конхитой. Когда она распускала свои темные волосы, то они достигали до пола. Ее глаза сверкали черным пламенем.

С ней он уже не говорил о женитьбе. Он стал старше.

Так как она слепо молилась на него и верила каждому его слову, то он изливал на нее все свои настроения. Особенное удовольствие доставляло ему внушать ей, что она совершенно недостойна его. Если он хотел, чтобы она плакала, то писал в ее присутствии письма к Инессе. Он писал, что был счастлив только с нею и что горько раскаивается в том, что покинул ее ради Конхиты. И такие письма он прочитывал Конхите.

В отчаянии она подползала к нему на коленях и, плача, клялась вернуть его Инессе. Говорила, что хочет только его счастья, что о себе не думает, так как она недостойна его, и хочет умереть, что она была незаслуженно счастлива его поцелуями и что ей нечего больше ждать от жизни.

Понятно, для Дон Жуана это было только приятным развлечением.

В глубине души он вовсе не думал возвращаться к Инессе, так как Конхита, огненная и изменчивая, казалась ему более очаровательной.