Пенья - страница 2

  Поезд стоял у платформы, до отправления оставалось минут пятнадцать. Проводница проверила билеты у четверки отъезжающих, подозрительно поглядывая на толпу с сумками и рюкзаками. Потом она увидела приближающуюся багажную тележку, которую бегом толкал здоровенный черный негр. Посреди горы вещей гордо возвышалась газовая плита.

  - Это что, тоже все ваше?

  - Все наше, - сказал Рамон и широко улыбнулся

  Проводница шарахнулась в вагон, заперла его изнутри и побежала за бригадиром. Пока она бегала, ребята споро перетащили вещи через соседний вагон и забили ими все купе до самого потолка. Газовая плита осталась стоять в тамбуре, никуда больше она уже не помещалась. Там же в тамбуре остались и кубинцы - они теперь тоже не могли войти в свое купе.

  Рамон приобнял Лену и погладил ее по плечу. Лена всхлипнула, не отрывая взгляда от мутного вагонного стекла, за которым стоял ее Артуро.

  Никого, конечно, не высадили и не стали ничего выгружать, но Рамон все-таки дождался отправления, чтобы уж убедиться.

  Поезд тронулся.

  - Ладно, я пошел, у меня дела, - сказал Пенья.

  У него вечно были какие-то странные дела. Например, он отдавал в ремонт чей-то магнитофон, а потом, когда его не починили к сроку (и, кстати говоря, вообще не починили), пришел в мастерскую с незаряженным фотоаппаратом, демонстративно щелкнул кнопкой и закричал:

  - Я в газета на вас напишу!

  Мужики из мастерской выскочили и погнались за ним, пытаясь отобрать фотоаппарат.

  - Они за мной два улица бежал! - гордо заявил потом Пенья.

  Не догнали, конечно. Как они могли догнать кубинского уличного хулигана, у которого в запасе был, к примеру, такой случай: ночью он на ходу запрыгнул в фургон лимонадной фабрики, нагруженный баллонами с лимонным и апельсиновым сиропом, выкинул два баллона на дорогу и принес их в интернат для старших школьников, которые работали на сафре. Баллоны были вылиты в водяной бак на крыше, и до утра из кранов ко всеобщей радости тек сладкий ароматный нектар.

  А еще у него всегда были какие-то неполадки с официальными бумагами. Если бы их терял только он сам, это было бы хоть как-то объяснимо. Но его бумаги почему-то терялись во всех учреждениях, и уже никого не удивляло, что на него опять завели новый вкладыш в студенческой поликлинике. У него была хроническая астма, обострявшаяся по холодам, и свой вкладыш в каждом кабинете.

  - И в гинекология тоже! - утверждал он.

  А еще у него была Ляля.

  Собственно, у него могла быть любая из общежитских девчонок, на него никто не обижался и никто его ни к кому не ревновал. И если сказать точнее, Ляля была сама у себя. Но она молча улыбалась, когда Рамон был рядом. И ее улыбка становилась нежнее, когда она слышала из уст Рамона свое имя.

  - Льялья...

  Ее и без того мягкое имя текло как мед, как сладкий тягучий кокосовый ликер, который делала Пеньина мама.

  Ликер этот Рамон привез сюда контрабандой, насмерть заболтав погранцов. Девчонкам он понравился до восторженного писка. Правда, попозже они запищали уже возмущенно, когда обнаружилось, что голова-то от ликера остается ясной, а вот ноги не идут. Тогда Рамон извлек из своей сумки другую бутылку с чем-то темным, и решительно замотал головой, когда девчонки робко потянули к ней руки.

  - Вам нельзя.

  Судя по тому, как отдувались парни, которым досталось по глотку из темной бутылки, девчонкам этого действительно было нельзя. Им Рамон отдал кокосовый орех, достав его из все той же сумки, чудом избежавшей таможенного досмотра. Орех никому не понравился.

  Что он привез Ляле, осталось неизвестным. Он на эту тему не распространялся, а Ляля была девушкой тихой, молчаливой и абсолютно непробиваемой. Одевалась она неброско, не красилась, волосы цвета спелой пшеницы заплетала в тугую косу, училась старательно, но без фанатизма. В общем и целом ее не замечали. Но она и не стремилась быть заметной.

  Даже про ее день рождения соседки по комнате узнали из случайной обмолвки. Поскольку денег на подарки ни у кого не было, а из праздничной еды был только чай, девчонки решили хотя бы навести на Лялю красоту. Ляля, сидевшая на стуле в простой майке и домашней юбочке, обреченно махнула рукой и осталась сидеть неподвижно, пока соседки хлопотали вокруг.