Пепел державы - страница 12
— Об этом, как я говорил, рассудит Господь, нам же надобно при жизни выполнять свой долг исправно…
— Митрополит Филипп боролся против опричнины и сгинул в заточении. Нынешний митрополит Антоний безучастен ко всему, что происходит в державе… Кто из них прав?
— Я не знал Филиппа, не ведаю до конца, каков Антоний, — приглушив голос, ответил Иов. — Многие недовольны Антонием. Сие точно знаю, хоть о том не говорят во всеуслышание. Считают, что сей муж не обладает силой духа и смелостью, коими должен обладать истинный владыка, что ежели государь вновь начнет урезать права духовенства, то он не вступится. И ничего с этим поделать нельзя. Потому не могу сказать тебе, что лучше. Ежели ты понимаешь, что иного пути нет, и ты это делаешь не токмо во благо себе, иди до конца. Но не проси на это моего благословения!
— Не буду, — замотал головой Борис и повторил, — не буду! Благодарю тебя, отче! Не унялись мои душевные терзания, но чую благодать после разговора с тобою… Обещай одного… Что не отвернешься от меня, что бы ни случилось… Молю тебя, отче…
— Обещаю, — кивнув, уверенно произнес Иов. — Теперь ступай, сын мой. Послать с тобою людей?
— Нет, я сам. Благодарю тебя еще раз, — проговорил Борис и, рухнув перед ним на колени, снова припал к его руке. Иов медленно вознес руку над его головой и, замерев на мгновение, перекрестил и, огладив Бориса по плечу, произнес:
— Ступай!
И Борис ушел, на ходу надевая бобровую шапку. Иов, оставшись один, с тоской поглядел в красный угол, на мерцающий в темноте золотыми окладами киот, и произнес тихо, осеняя себя крестным знамением:
— Прости нас, Господи. Прости нас, чад неразумных Твоих…
Афанасий Федорович Нагой по природе своей не был кровожадным и жестоким человеком. Но за дело об измене Елисея Бомелия и оговоренного им Бориски Тулупова, порученное самим государем, он взялся со рвением. Как иначе? Только верной и доброй службой можно получить высокую должность при дворе. А он, Афанасий Федорович, долгие годы дышавший степной пылью в Крыму и валявшийся в ногах хана Девлет-Гирея, считал, что как никто заслужил это. И унижался там порою, отстаивая интересы государства, и, рискуя жизнью, разведывал до мелочей обстановку при ханском дворе, дабы после доложить об этом Иоанну, и сидел в яме под стражей, когда Девлет-Гирей, уничтожив Москву, не согласился на условия Иоанна о мире. Несколько месяцев он изнывал от хвори и голода, покрылся вшами, спал и ел подле сооруженной им же выгребной ямы, пока государь не обменял его на одного знатного крымского вельможу.
Да, государь спас ему жизнь, и до гробовой доски благодарный ему Афанасий Нагой, вернувшись в Москву, с великой радостью принял от него приказ участвовать в переговорах с иностранными послами. Теперь же Иоанн приказал ему допросить схваченного на границе лекаря Бомелиуса…
Нагой жестоко пытал государева изменника, медленно поджаривая на огне — токмо так надобно поступать с изменниками! Даже вид отваливавшейся от обугленного тела кожи не смущал Нагого, он продолжал пытку, пока Бомелий не назвал имя своего подельника — Тулупова. К утру лекарь подох в темнице от ран…
Бориса Давыдовича Тулупова схватили прямо возле государева терема. Его окружили вооруженные со всех сторон стрельцы, и Нагой, переваливаясь из стороны в сторону своим грузным телом, медленно подошел к нему. Взглядывая на него снизу, объявил о приказе государя взять под стражу своего ближайшего советника. Разом побледнев, осунувшись, Тулупов покорно отцепил трясущимися руками от пояса саблю, вручил клинок, не глядя, одному из стрельцов, снял шапку и, прижав ее к груди, последовал за стрельцами.
Нагой знал о крутом нраве Бориса Давыдовича и был удивлен, насколько только лишь взятие под стражу изменило его. Бегающий взгляд, трясущиеся руки, невнятный, едва не дрожащий голос… Говорил он мягко и учтиво, словно это могло спасти его от пыток. Он ведь знал, прекрасно знал, что творится в темном застенке — сам не раз отправлял туда людей…
Но его не посадили на цепь, не оставили лежать на холодном полу, усыпанном гнилой соломой, — Тулупова заперли в темнице с лежаком, куда ему приносили еду, питье и теплую одежду.