Пера-богатырь с берегов Лупьи - страница 14
Подхватил охотник котомку и бегом от Перы, только затрещали кусты, зашуршала трава.
Невесело усмехнулся Пера, подобрал подбитых рябчиков, сложил в свой мешок и пошел дальше.
Шел-шел Пера по лешачьей прямой тропе, глядь — тропа направо уходит, а налево блестит река. Свернул он с тропы и вышел на берег светлой Камы.
Течет Кама-река меж густых лесов и зеленых лугов, в светлых волнах всякая рыба играет, а на берегу сидит старик рыбак. Подошел к нему Пера и спросил:
— Как, отец, рыбка ловится?
— Да вот с утра ловлю — три ершика выловил, — ответил старик.
— Что так? В прежние времена в Каме-реке рыба ходуном ходила.
— Сейчас тоже в Каме рыбы полно, да появился в наших краях Ва Куль — водяной. Ни в Большой Каме, ни в Лупье-реке, ни в маленьких речках не дает промышлять рыбакам. Морды поставишь, сети закинешь, а Ва Куль рыбу разгонит, в морды накидает песку, сети набьет травой. Давно уж мы рыбы досыта не едали.
Взялся Пера за старикову сеть, потянул — тяжело сеть идет.
— Ну, видать, на этот раз тебе повезло, — сказал Пера. — Полна сеть.
Ничего не ответил рыбак. Стали они вытаскивать сеть вдвоем. Вытащили, а в ней воз черного ила и полвоза черной подводной травы.
— Вот тебе и рыба! — вздохнул старик.
И в это время забурлила вода и со дна послышался хохот, как будто кто по дну начал камни катать.
— Что это? — прислушался Пера.
— Он смеется. Рад, что нас с тобой обманул, — тихо ответил рыбак.
Вытряхнул старик ил и траву и снова забросил сеть, а Пера пошел дальше.
Наступила темная ночь. Хоть вперед смотри, хоть назад смотри — ничего не видать.
Набрел Пера на краю поля на низкую крестьянскую избушку, нащупал дверь и постучался:
— Эй, есть кто-нибудь в дому?
— Входи, добрый человек, — отозвался из избы тихий голос, — гостем будешь.
Нагнулся Пера и кое-как втиснулся в избу.
Темно в лесу, а в черной избе еще темнее.
— Почему, хозяин, сидишь ты без света да в холоде? — спросил Пера.
— Нет у нас огня, добрый человек. Сами не заметили, как по всей земле Комму затушил очаги тун Пам, обрек людей на мрак и холод. Один тун знает тайну, как зажечь огонь, да скрывает ее от людей. Вот мы и живем так: во тьме и холоде.
Вздохнул невидимый в темноте хозяин, вздохнул Пера.
— Накорми меня, хозяин, — попросил Пера.
Дал мужик Пере вяленого рябчика. Пожевал Пера рябчика, словно глины поел. Дал мужик Пере сухую лепешку из пихтовой коры. Откусил Пера кусок и не стал есть лепешку.
Усмехнулся хозяин:
— Непривычен ты, вижу, парень, к нашей еде. Погоди, поживешь у нас — и не то станешь есть. Мы тут так живем: день едим, два голодаем.
— Разве поля на южных склонах холмов перестали родить хлеб? — спросил Пера.
— Поля-то по-прежнему родят.
— Или сох у людей нет?
— Сохи есть, да пахать нечего. Все поля и весь хлеб на них давно уж не наши. Опутал тун Пам людей хитростью и черным колдовством. Отнял он у нас все наши поля. Мы пашем, мы сеем, а хлебушек складываем в его амбар. Жаден тун, цепки его руки, глотка у него, как бездонный колодец, зол и свиреп он, как взбесившийся медведь…
Невеселыми вестями встретила Перу родная земля — край Комму.
С каждым словом крестьянина все ниже и ниже опускал Пера голову.
А мужик продолжал:
— Нечего стало людям есть, негде жить: земли наши отнял Пам, в лесах наших хозяйничает Вэрса, воды захватил Ва Куль…
Давно ушли старшие братья Кудым Оша — Ошъяс и Мизя — с Иньвы в дальние места, на Лупью-реку. Сами-то они, люди говорят, уже померли, а род их и ныне живет где-то на Лупье…
А иные люди ушли из селений в лес, вырыли там глубокие пещеры, подперли потолки в них подпорками и стали жить в норах, как звери.
Но и там нашли их проклятые туны и йомы с черных скал, пришли к их норам, потребовали тяжкой дани.
Тогда люди зарыдали, в отчаяньи подрубили подпорки и похоронили себя с женами, детьми и со всем добром среди темного леса. Много их теперь, таких могил, в пармах Комму и мало людей…
Умолк мужик. Застонал Пера от боли и гнева.
Но мужик, помолчав, добавил:
— Но говорят еще люди, что вернется в Комму из дальних краев Пера, сын мудрого Кудым Оша, и тогда придет конец власти злого колдовского племени над народом Комму. Только Перы нет и нет, а народу нашего остается все меньше и меньше…