Перед последним словом - страница 33

стр.

Когда Вере исполнилось 16 лет, Анастасия Федоровна сказала ей:

— Хватит, посидела на нашей шее, смотри, какой верстой вымахала, пора и деньги зарабатывать.

Спорить Вера не стала, к заступничеству отца не прибегла (знала, что мачеха с отцом все заранее обсудила) и, недолго раздумывая, поступила ученицей в парикмахерскую, ту самую, где работала ее знакомая. Попались ей подружки в той парикмахерской не из лучших, но они были приветливы и участливы. Неудивительно, что Вера стала глядеть на все окружающее их глазами. Во всем, что касалось отношений с ребятами, подружки не отягощали себя никакими запретами. Они были циничны, не подозревая этого, но все же в глубине души верили, что к ним придет любовь, но когда еще придет? А пока что заменяли ее чувственностью и считали это совершенно естественным.

Вера ни за что не созналась бы подружкам, что чувственная вседозволенность и неразборчивость были ей не по душе, но у нее не хватало решимости поступать иначе, чем они.

В семнадцать лет к Вере пришла любовь. Она не осталась безответной. И Вере, и Игорю казалась она настолько большой, что они захотели связать свои жизни.

Об Игоре известно очень мало. В суде его не было, на следствии его не допрашивали, а Вера о том, какой он, чем привлек ее, ни слова не сказала. Единственное, что известно о нем, дает некоторое право предполагать, что он легко поддается внушению и слабоволен. Не будь он таким, жизнь Веры могла бы сложиться по-иному.

Игорь рассказал у себя дома о Вере. А его мать знала Анастасию Федоровну и навестила ее, чтобы осторожненько так расспросить о Вере. Но никакая осторожность не понадобилась. Чего только ни наговорила Анастасия Федоровна на Веру: и развратна, и неряха, и ленива. Столько наговорила, что мать Игоря опрометью бросилась домой „спасать” сына.

Игорь сдался без борьбы, но счел себя обязанным не утаить от Веры ничего из того, на что Анастасия Федоровна раскрыла ему глаза. Вера не стала оправдываться перед человеком, не давшим себе труда даже проверить наветы мачехи, так легко и просто поверившим в худое. С Игорем было все покончено.

Вера не могла простить мачехе предательства. Отцу пожаловаться — одно расстройство, а Анастасии Федоровне это не страшно. Решила, что сама потребует от мачехи ответа. Не нашла Вера слов, которые проняли бы Анастасию Федоровну. Плача от обиды и бессилия, она крикнула мачехе, что не хочет дышать с ней одним воздухом, и ушла из дома. Ушла, не подумав, как же дальше будет жить. Ушла, поддавшись порыву, но в глубине души надеясь, что уйти ей не дадут, все сделают, чтобы вернулась она в отчий дом. Уйдя из дома, Вера оставила и работу в парикмахерской, чтобы избавиться и от сочувствия, и от насмешек подружек, еще вчера ей завидовавших.

Около двух недель прожила она у Тони, своей давней приятельницы. Вера решила, что порвала с домом, но уже на следующий день оставила в парикмахерской и кассиру, и уборщице, и заведующему свой адрес: если кто из родных придет справляться о ней, пусть дадут его. Анастасия Федоровна не придет, но отец, родной отец, не может не встревожиться: дочка без денег, без паспорта (она сгоряча оставила его дома), ушла убитая горем, мало ли на что может решиться!

Но вот прошел день, другой, неделя миновала, а отец за Верой не приходил. Не иначе как в парикмахерской затеряли ее адрес. И Вера заставила себя сходить и к заведующему, и к уборщице, и к кассирше. Нет, записка с адресом сохранилась, но никто Веру не спрашивал, не искал.

Лишена родительского тепла и заботы — к этому Вера уже привычна, но никогда еще она не чувствовала себя такой никому не нужной, такой одинокой. А тут Вера увидела, что она и родителям Тони становится в тягость. У нее не оставалось выбора: надо возвращаться домой. Нет, она не будет проситься обратно, она потребует, чтобы ей отдали паспорт. Ну, а уж если станут настаивать, чтобы она осталась... Отца, когда пришла Вера, дома не было. А мачеха, ни о чем не спрашивая, сказала Вере:

— Держали мы у себя твой паспорт с недельку. Все ждали, не заявишься ли за ним. Не пришла — сдали его в милицию. Чего у себя хранить, неприятности еще наживешь...