Перед уходом - страница 4

— Цыц, волосан! А то скальп сниму!

Юному пришлось умолкнуть.

— С такой парой не пропадешь, — вздохнула одна из тех женщин, кому сидячего места не досталось.

— Мы… мы чужие… — чуть слышно ответила Наташа и стала глядеть в окно.

Из автостанции — домика с плоской крышей, пустынного и темного в этот поздний час, — вышли, лениво пересмеиваясь, шофер в форменной фуражке набекрень и кондукторша в овчинной безрукавке, такой странной летом, но спасавшей, как видно, кондукторшину поясницу от коварных дорожных сквознячков. Хлопнула дверца шоферской кабины, и сразу же заурчал мотор. Войдя в автобус, в котором тотчас загорелся яркий свет, кондукторша тряхнула сумкой и сказала:

— С электрички все сели? Что-й-то припоздали вы нынче… Оплатим, граждане, проезд!

Ослепленные вспыхнувшим светом, моргающие, будто кроты, пассажиры послушно завозились, извлекая деньги из карманов, бренча мелочью.

— Там вроде еще одна плетется… бабушка, — после краткой паузы сообщил мрачный.

Подождали и бабушку. Что уж теперь? Но вот и она, причитая и охая, влезла в автобус и заняла позицию у передней дверцы. Ей предложили сесть — нашлась добрая душа, но она отказалась, принялась обмахиваться ладошкою и шумно отдуваться. «Старость не радость», — подумала Наташа.

Тем временем тронулись. Андрейка завозился во сне — не подавая голоса и не раскрывая глаз, начал сучить ножками так, будто ехал на велосипеде. «Свивальничек, видно, распустился, — когда сын довольно ощутимо пнул ее в грудь, решила Наташа. — Или этот сглазил, волосан. О господи! Хоть бы не заорал дорогой… Потерпи, Звездочка, потерпи!»

— И за нее тоже возьми, — сказал мрачный кондукторше, щетинистым подбородком указывая на Наташу.

Из внутреннего кармана пиджака он извлек горсть — много, ох, подозрительно много — мятых бумажных денег. Наташа краем глаза увидела зеленые трешницы, синие пятерки… Отделив от бумажек желтенький рубль, мрачный небрежно затолкал обратно остальное. Кондукторша втиснула скудную медь сдачи ему в ладонь, а билетов не дала, наградив его взамен долгим взглядом. Мрачный понимающе усмехнулся: лишку заработать каждый хочет, а какие ночью контролеры-ревизоры?

Миновали железнодорожный переезд — будку-кубик с освещенными окнами без занавесок и оба полосатых шлагбаума, вздернутых к темным небесам. Первой, в панике заметавшись, застучав в переднюю дверцу и в стекло кабины водителя, автобус покинула тучная запоздавшая старушка. Так вот почему она не садилась! Ей и ехать-то было всего-ничего. Она долго и медленно, словно испытывая чужое терпение, спускалась по трем ступеням на землю, а пыхтела при этом, будто паровоз.

— Ишь карга избалованная! Лень ей жирок растрясть. Могла бы и пешком дойти по холодку, — подавив сладкий зевок, сказала кондукторша и нажала кнопку.

И весь автобус молча согласился с ней: могла бы…

— Старичкам везде у нас почет! — сзади, от громадного запасного колеса, прокомментировал длинноволосый.

Мчались быстро, что называется «с ветерком», подпрыгивая на редких пока выбоинах в асфальте. Встречных машин не было. Шофер погасил в салоне свет, сберегая аккумуляторы. И стали видны убегавшие назад поля и перелески, темные домики деревень, освещенные магазины, колодцы с поднятыми журавлями, одинокие фонарные столбы…

Кондукторша сошла на половине пути. Обогнув автобус спереди и запрокинув лицо, что-то сказала свесившемуся к ней вниз шоферу. Очень, видно, потешное: шофер неслышно засмеялся, почесал лоб под козырьком форменной фуражки и привычно положил ладонь на черный пластмассовый шар рычага переключения скоростей. Кондукторша — сумку под мышку, полы безрукавки взвились за ее спиной, словно подрезанные крылья, перескочила через заплывшую канаву на обочине и побежала домой — к единственному освещенному оконцу, за которым кто-то ждал ее, не ложась спать, а автобус покатил дальше — в ночь, в темь.

Чем дальше, тем дорога становилась хуже. Хорошо хоть, что все пассажиры расселись на постепенно освободившиеся места. И только длинноволосый, очевидно в знак протеста, стоял, раскинув руки, сзади, у запасного колеса, будто распятый на кресте или боксер, только что пославший противника в нокдаун, в углу ринга. Автобус заметно снизил скорость, начал часто и тяжело подпрыгивать, дребезжать — вот-вот развалится на составные части, не доедет. Будущий суворовец разлепил глазенки, заворочался и запищал — сначала тихо, а потом… потом… О господи! Наташа, не на шутку страдая, оглядывалась вокруг.