Переписка А. С. Пушкина с А. Х. Бенкендорфом - страница 20

стр.

Сообщая Вам, милостивый государь, сие Высочайшее решение, имею честь быть с совершенным почтением и искреннею преданностию,

     милостивый государь,

          покорнейший слуга

               А. Бенкендорф

№ 1603.

20 Апреля 1828.

Его высокоблагородию

А. С. Пушкину etc. etc.



*А. С. Пушкин — A. X. Бенкендорфу
21 апреля 1828 г. Петербург

Милостивый государь

Александр Христофорович,

Искренне сожалея, что желания мои не могли быть исполнены[157], с благоговением приемлю решение Государя Императора и приношу сердечную

благодарность Вашему превосходительству за снисходительное Ваше обо мне ходатайство.

Так как следующие 6 или 7 месяцев остаюсь я вероятно в бездействии, то желал бы я провести сие время в Париже, что, может быть, в последствии мне уже не удастся. Если Ваше превосходительство соизволите мне испросить[158] от Государя сие драгоценное дозволение, то вы мне сделаете новое, истинное благодеяние.

Пользуюсь сим последним случаем, дабы испросить от Вашего превосходительства подтверждения данного мне Вами на словах позволения: вновь издать раз уже напечатанные стихотворения мои[159].

Вновь поручая судьбу мою великодушному Вашему ходатайству, с глубочайшим почтением, совершенной преданностию и сердечной благодарностию, честь имею быть,

     милостивый государь,

          Вашего превосходительства

               всепокорнейший слуга

                    Александр Пушкин

С. П. б. 1828.

21 апреля.



*А. С. Пушкин — А. X. Бенкендорфу
Вторая половина августа (не ранее 17-го) 1828 г. Петербург.

(Черновое)

В следствии Высочайшего повеления господин обер-полицеймейстер требовал от меня подписки[160] в том, что я впредь без предварительной обычной цензуры… повинуясь священной для меня воле; тем не менее прискорбна мне сия мера. Государь Император в минуту для меня незабвенную изволил освободить меня от цензуры, я дал честное слово Государю, которому изменить я не могу, не говоря уж о чести дворянина, но и по глубокой, искренней моей привязанности к Царю и человеку. Требование полицейской подписки унижает меня в собственных моих глазах, и я твердо чувствую, что того не заслуживаю, и дал бы и в том честное мое слово, если б я смел еще надеяться, что оно имеет свою цену. Что касается до цензуры, если Государю Императору угодно уничтожить милость мне оказанную, то, с горестью приемля знак Царственного гнева, прошу Ваше превосходительство разрешить мне, как надлежит мне впредь поступать с моими сочинениями, которые, как вам известно, составляют одно мое имущество.

Надеюсь, что Ваше превосходительство поймете и не примите в худую сторону смелость, с которою решаюсь объяснить. Она знак искреннего уважения человека, который чувствует себя

1829

*А. X. Бенкендорф — А. С. Пушкину
14 октября 1829 г. Петербург

Милостивый государь, Александр Сергеевич!

Государь Император, узнав по публичным известиям, что Вы, милостивый государь, странствовали за Кавказом и посещали Арзерум, Высочайше повелеть мне изволил спросить Вас, по чьему позволению предприняли вы сие путешествие. Я же, с своей стороны, покорнейше прошу Вас уведомить меня, по каким причинам не изволили Вы сдержать данного мне слова[161] и отправились в закавказские страны, не предуведомив меня о намерении вашем сделать сие путешествие.

В ожидании отзыва Вашего для доклада Его Императорскому Величеству, имею честь быть с истинным почтением и преданностию,

     милостивый государь,

          ваш покорный слуга

               А. Бенкендорф

№ 4360.

14 Октября 1829.

Его высокоблагородию

А. С. Пушкину.



*А. С. Пушкин — А. X. Бенкендорфу
10 ноября 1829 г. Петербург

Mon Général,

C'est avec la plus profonde douleur que je viens d'apprendre que Sa majesté était mécontente de mon voyage à Arzroum. La bonté indulgente et libérale de Votre Excellence et l'intérêt qu'elle a toujours daigné me témoigner, m'inspirent la confiance d'y recourir encore et de m'expliquer avec franchise.

Arrivé au Caucase, je ne pus résister au désir de voir mon frère qui sert dans le régiment des dragons de Nigni-novgorod et dont j'étais séparé depuis 5 ans. Je crus avoir le droit d'aller à Tiflis. Arrivé là, je ne trouvai plus l'armée. J'écrivis à Николай Раевской, un ami d'enfance, afin qu'il obtînt pour moi la permission de venir au camp. J'y arrivai le jour du passage du Sagan-lou. Une fois là, il me parut embarrassant d'éviter de prendre part aux affaires qui devaient avoir lieu et c'est ainsi que j'assistai à la campagne moitié soldat, moitié voyageur.