Переписка Виктора Сосноры с Лилей Брик - страница 12

Перечитываю Ваше письмо и думаю, думаю о Вас…

Строева, конечно, будет снимать Вас.

Посылаю Эльзин ответ на статью в «Огоньке». Может быть, это Вам интересно.

Сейчас Вася, Львовский[96] и Строева закрылись у Васи в комнате и добивают сценарий. Допишу это письмо, когда они выйдут пить чай.

Дверь открылась. Строева передает Вам пламенный привет. Снимать начнет 16 июля, если будет все в порядке.

Мы обнимаем.

Ваша Лиля

Напишите, что получили это письмо.

3. 6. 68

Дорогая Лиля Юрьевна!

Письмо получил. Спасибо.

Поскольку я сейчас занимаюсь сплошной историей и биографиями четырех императоров и одного поэта[97], то для меня было просто поразительно, насколько мои мысли совпадают (и не только мысли, но и формулы и определения) с мыслями письма об исторических процессах, о биографиях, о фальсификациях. Видно, сейчас такое время, что осточертели все классифицированные исторические события, что метод версий и игры историей, а значит, и современностью носится в воздухе.

История, а, значит, и действительность — театр и маскарад, и только от добра или недоброжелательности людей зависит так называемое искусство. Вообще, занятия этой зимы, все прописание и правописание моей екатерининско-державинской книги очень и очень пошли мне на пользу. Работа выполнена еще только наполовину, слишком большая получается, вернее получится, книга — свыше двадцати пяти листов, но это (клянусь!) не от графомании, я сконцентрировал все как можно более компактно, потому что на этом материале, скажем Данилевский[98], написал не менее ста листов, и все — впустую.

Имело ли влияние письмо на определенные инстанции? Недели полторы я встречался в Ленинграде с Огородниковой[99], и она сказала всякие хорошие слова (хорошие действительно) по этому поводу.

В среду собираюсь в Москву. Если все будет нормально с моим поликлиническим процедурным режимом, то в четверг буду в Москве. Есть что порассказать — забавного. Тут у нас все забавляются.

А Марфа Борецкая — это нечто вроде президента Новгородской республики. Одновременно президент и революционер, если можно так выразиться. Рида Грачева привезу. Крохотная книжонка.[100]Будьте здоровы. Обнимаем Вас! Василия Абгаровича[101] — обнимаем!

Ваш В. Соснора

П. С. А я, оказывается, не был в Москве 9 месяцев. СРОК!

Переделкино, 17. 9. 68

Дорогой Виктор Александрович,

Фрию сегодня улетели.[102] Оставили для Вас репродукцию рисунка Пикассо: толстый человек ковыряет в носу, а худой вопросительно смотрит на это.

И еще — перчатки от кого-то. Пришлю с первой частной оказией. Господи, хоть бы напечатали Ваш роман! Как хочется прочесть!! И надо уже начать переговоры с Любимовым.[103] Если не можете приехать — пришлите стихи и, может быть, куски прозы, которые монтировались бы с этими стихами?

Как здоровье?

Мы — в Переделкине. У нас очень хорошо. Вася пишет воспоминания. Я считываю однотомник Брика[104], письма Маяковского ко мне[105] и предисловие (отличное, талантливое) Фрию к этим письмам. От всего этого поднимается давление…

Соскучилась по Вас, по Вашим писаниям!

«Чернышевский»[106], видно, засох, а значит, не приедем в Ленинград, а хочется очень. Сценарий посылают во все решительно перестраховочные инстанции, явно, чтоб не ставить его.

Вот-вот выйдет книга Колоскова о Маяковском.[107] Представляете себе?! Написали бы Вы о Маяковском! О поэте, о человеке…

В Москве бываем редко. На даче проживем, е<сли> б<удем> ж<ивы>, весь октябрь. Напишите все-таки, в какие дни и часы бываете у Евы Вульфовны[108], чтоб я могла позвонить Вам туда, услышать Ваш голос.

Как Марина[109]? Поцелуйте ее.

Вас<илий> Абг<арович> обнимает вас обоих, я тоже

Лиля

20. 9. 68

Дорогая Лиля Юрьевна!

Вчера отправил Вам письмо, находясь в полном неведении, и вот сегодня получил — от Вас.

Самое главное для меня свидетельство — это, конечно, то, что — выходит книга Колоскова. Этого я и не предполагал, что так быстро.

Книга все-таки — не бульварные статейки, которые публиковались и которые являются частью книги. Если все эти статейки войдут в книгу, то, скорее всего, в нее войдет и что-нибудь погрязнее, хотя уже дальше — некуда.