Переулки страха - страница 22

Если бы эта надпись сохранилась во время каких-то ужасных потрясений, означающих конец прежнего и начало нового мира, сколько бы научных изысканий и ловких спекуляций появилось на основании неопровержимых фактов того, что исчезнувшая с лица земли раса обладала таким солидным долголетием!

Однажды на Стрэнде я встретил своего знакомого, которого не видел уже несколько лет. Мы прошли вместе до Чаринг-Кросс, пожали друг другу руки и разошлись по своим делам. А на следующее утро я рассказал об этой встрече нашему общему другу и впервые услышал, что тот человек, оказывается, умер шесть месяцев назад.

Естественно, я предположил, что просто перепутал людей, – обычная ошибка для человека с такой плохой памятью на лица, как у меня. Но вот что было по-настоящему удивительно во всем этом: пока мы шли с этим человеком, мы беседовали, и ни разу его ответы не заставили меня усомниться в том, что я говорю со своим старым другом.

Как только я закончил, Джефсон, слушавший меня очень внимательно, спросил, верю ли я в спиритуализм настоящий.

– Это весьма обширный вопрос, – ответил я. – Что ты имеешь в виду, говоря «настоящий»?

– Ну, веришь ли ты в то, что духи мертвецов могут не просто возвращаться к живым по своему желанию, но и взаимодействовать с людьми? Позволь привести пример. Один мой знакомый спиритуалист, здравомыслящий и ни разу не выдумщик, рассказал мне о том, что стол, через который он часто разговаривал со своим покойным другом, однажды ночью сам по себе сдвинулся с места и прижал его к стене. Ну что, может ли кто-то из вас поверить в это или нет?

– Я могу, – отозвался Браун. – Но прежде, чем я приму это как правду, я бы хотел познакомиться с твоим другом, что рассказал эту историю. Говоря проще, – продолжил он, – мне кажется, что разница между тем, что называется обычным, и сверхъестественным – это просто степень частотности происшествий. Учитывая, что есть вещи, не признавать которые просто глупо, нелогичным будет и не верить тому, что невозможно опровергнуть.

– Со своей же стороны, – подхватил Мак-Шонасси, – я могу поверить в способность наших призрачных друзей взаимодействовать с нами куда охотнее, чем в то, что они желают этим заниматься.

– Ты имеешь в виду, – переспросил Джефсон, – что не можешь понять, почему дух, не обремененный излишней вежливостью и социальной ответственностью, хочет проводить вечера за детскими разговорами в комнате, полной до ужаса скучных людей?

– Именно это я понять и не могу, да, – подтвердил Мак-Шонасси.

– Я тоже, буду честен, – сказал Джефсон. – Но думал я совсем о другом. Скажем, человек умер, не сделав того, чего хотел всем сердцем. Как думаете, его душа может вернуться сюда и закончить начатое?

– Ну, – ответил Мак-Шонасси, – если кто-то сможет доказать, что призракам не наплевать на происходящее в нашем мире, то куда правдоподобнее будет выглядеть вариант, при котором душа вернется сюда, чтобы закончить свои дела, как ты и предположил, а не для того, чтобы заняться всякими розыгрышами вроде пугания нервных девиц воем и лязганьем. Но к чему ты клонишь вообще?

– А к тому… – произнес Джефсон и, развернув стул спинкой вперед, уселся на него верхом, положив руки на спинку. – Этим утром старый французский доктор рассказал мне одну историю. Фактов там немного, и они весьма просты. Все, что известно, можно прочитать в парижских полицейских рапортах шестидесятидвухлетней давности. Однако самая важная часть дела неизвестна и никогда известна не будет.

История эта начинается с того, что один мужчина сильно насолил другому. Чем именно, не знаю. Однако я склоняюсь к мысли о том, что в истории была замешана дама. Думается мне, что тот, кому насолили, испытывал к тому, кто ему насолил, пылкую ненависть, которая нечасто поджигает мозг мужчины, если только пламя это не раздуто женским дыханием.

В любом случае, это просто предположение, да и речь не о том. Обидчик сбежал, и обиженный пустился в погоню. Это была гонка что надо: у первого мужчины было преимущество в день, дорогой был весь мир, а ставкой – его жизнь.