Переулки страха - страница 50
Вот так обстояли дела, когда моей квартирной хозяйке, державшей пансион на Бликер-стрит и желавшей дальнейшего расширения, пришла в голову смелая идея арендовать вышеупомянутый дом на 26-й улице. Постояльцы у нее были достаточно смелыми и философски настроенными, потому она собрала всех и изложила свои планы по поводу переселения, откровенно рассказав обо всем, что слышала о привидениях в доме. За исключением двух робких душ, один из которых был капитаном дальнего плавания, а второй только что приехал из Калифорнии, все остальные жильцы в единодушном порыве вызвались сопровождать миссис Моффат в ее новом крестовом походе на призраков.
Мы переехали в мае – и дом очаровал нас. Район, где расположен особняк, между 7-й и 8-й авеню, является одним из самых красивых мест Нью-Йорка. Сады за домами, спускающиеся чуть ли не к самому Гудзону, летом образуют зеленую тенистую аллею. Чистый и бодрящий ветерок летит с высот Вихокена, и даже клочок бывшего сада, хоть в дни стирки и казалось, что он весь состоит из бельевых веревок, все же дарил нам немного зелени, чтобы было на что полюбоваться, и баловал прохладным уединением летних сумерек, где мы курили сигары и наблюдали за перемигиванием светлячков в высокой траве.
Разумеется, едва обосновавшись в доме, мы стали ждать появления призраков. Всем не терпелось поскорее с ними свидеться. За ужином говорили только о сверхъестественных явлениях, а один постоялец, приобретший труд миссис Кроу «Темная сторона природы», стал неофициальным всеобщим врагом – ведь мог бы догадаться и купить на всех! Все то время, пока он читал свой том, жизнь его была в высшей степени незавидной. За ним установили самую настоящую слежку. Стоило ему на секунду отложить вожделенный том и покинуть комнату, книгу немедленно изымали и в тайных местах устраивали чтение вслух для избранных. Я внезапно для себя обнаружил, что стал чрезвычайно важной персоной, ибо был неплохо осведомлен о потусторонних делах и даже как-то написал рассказ, главным действующим лицом которого был призрак. Если стол в гостиной оказывался чуть сдвинутым или кусок панели отошел от стены, мы моментально настораживались и замирали, готовясь расслышать глухие стенания и отдаленное позвякивание ржавых цепей.
После целого месяца треволнений мы были вынуждены разочарованно признать: призраков не было, просто не было. Однажды, впрочем, наш темнокожий дворецкий заявил, что какие-то невидимые силы задули его свечу, когда он готовился ко сну, но, поскольку этот джентльмен время от времени оказывался в состоянии, при котором свечи в его глазах двоились, нетрудно было сделать умозаключение, что, пропустив пару лишних стаканчиков, сей почтенный господин мог вообще не увидеть никакой свечи там, где она должна была быть.
Примерно так и обстояли дела, когда случилось нечто необъяснимое и ужасное, да притом настолько, что у меня до сих пор мутится рассудок, стоит мне вспомнить об этом кошмаре. Это случилось десятого июля. После ужина мы с доктором Хаммондом, моим добрым приятелем, вышли в сад, чтобы выкурить по трубочке. Помимо симпатии, которую мы испытывали друг к другу, нас связывала еще и одна вредная привычка. Мы оба курили опиум и, зная об этой тайной слабости друг друга, относились к ней с уважением. Мы вместе наслаждались чудесным расширением сознания, острым усилением способностей восприятия, безграничным ощущением существования, когда ты непостижимым образом связан с любой точкой Вселенной, – короче, всеми этими дивными моментами, которые я бы не променял даже на королевскую власть, но я надеюсь, что ты, читатель, ни в коем случае не последуешь моему примеру и не станешь курить опиум.
Часы опиумного блаженства, которому мы втайне предавались на пару с доктором, были организованы с научной точностью. Мы не тратили райское снадобье впустую, пуская свое состояние на самотек, – во время курения мы беседовали, тщательно регулируя наш разговор и направляя потоки мысли по самым светлым и ясным каналам. Мы беседовали о Востоке, возбуждая в памяти волшебные панорамы его сияющих пейзажей. Обсуждали мы лишь тех поэтов, которые воспевали чувственность, молодость, упоение кипящей страстью и юной прелестью. Если речь заходила о «Буре» Шекспира, мы любовались Ариэлем и не обращали внимания на Калибана. Как зороастрийские огнепоклонники, мы обернули лица свои в сторону Востока и видели лишь Солнце.