Перо жар-птицы - страница 38

стр.

Поезд выскочил за мост и помчался в мелколесье.

Я знаю эти места — и тот, и другой берег, каждый поворот реки и каждую затоку. И не только здесь, у города, но и там, далеко внизу…


Солнце уже садилось. Тетя Таня выглянула из окна:

— Нет? А обещал быть засветло.

Потом наступила темнота. Его все не было. Утром он с Жорой и еще двумя с нашей улицы отправился на пляж. Я увязался за ними, но тетя вернула меня у калитки и ткнула в тетради. Да и Славку она отпускала с тяжелым сердцем, точно чувствуя недоброе. Взяла с них слово далеко не заплывать, на солнце долго не жариться.

В полночь мы не на шутку всполошились. Я побежал к Воробьевым. В окнах светилось, значит, они тоже не спали. Отец и мать встретили меня в замешательстве, не глядя в лицо. Сразу же кольнуло в груди. Из соседней комнаты доносился плач. Я распахнул дверь — забившись в угол, плакал Жора. Как и Славке, ему пошел шестнадцатый, на три года больше, чем мне. И все же я выволок его на свет. Он плелся за мной не сопротивляясь, как лунатик.

— Успокойся, Жора, — сказала мать. — Говори, что уж тут…

Вошла тетя Таня.

Размазывая слезы на щеках, Жора рассказал, что было, от начала до конца.

Они уже собирались домой. Ожидая катер с другого берега, выкручивали трусы, полоскали в воде ноги. Мимо причала пронеслась моторка. Форса ради, наверное, какая-то дура на полном ходу нырнула с борта и сразу же угодила в яму. Все вокруг замерло. Поверх воды пошли круги. Не раздумывая, не сказав ни слова, Славка, в чем был, бросился в водоворот.

…Уходили секунды, одна за другой, ни он, ни она не доказывались. Подоспела речная служба, оцепила место.

Жора не помнил, что было дальше. Видел лишь, как бледную, наглотавшуюся воды дуру уложили на причал и стали откачивать. Вскоре она открыла глаза. За Славкой ныряли долго, до самой темноты…

Рядом с нами жил дядя Гриша Лотоцкий, токарь с «Ленкузни». У него была своя моторка. На реку мы пришли до рассвета — я, Жора и он. Оттолкнувшись от берега, мы поплыли наискось к тому причалу.

Было безлюдно, тихо. Только рыба выплескивалась наружу, тотчас же исчезая в воде, и одинокие рыбаки на набережной разматывали удочки. Да еще стук нашего мотора разносился вокруг.

Мы осмотрели причал со всех сторон. Перегибаясь через борт моторки, дядя Гриша заглядывал под настил, освещал фонариком полутьму каждой сваи. Все поняли, что искать нужно ниже, там, где мосты. Моторка развернулась и пошла по течению.

Вблизи первого моста мы сели на весла. Кружили среди быков, потом был второй мост, а за ним — ровная, далеко уходящая гладь. Я не отрывался от воды, перебегая глазами с берега на берег. Боясь не усмотреть, упустить, каждый раз оборачивался назад. Дядя Гриша взглянул на меня и, не сказав ни слова, налег на весла.

Взошло солнце. Снова застучал мотор. Лодка резала реку вдоль и поперек, диагоналями пересекая ее от одного берега к другому. По пути мы заходили во все заливы, шли пешком по берегу, заглядывая под каждый куст, под каждую корягу.

Мимо, вверх и вниз, проносились ракеты, проплывали пароходы, ползли баржи.

На закате мы были у Вишенек. Солнце садилось за горизонт, пришлось возвращаться.

Почти всю дорогу, туда и обратно, мы молчали. В наступающей тьме я увидел вдруг что-то черное, плывущее навстречу.

— Дядя Гриша!

Он выключил мотор и взялся за весла. Медленно, затая дыхание, мы приближались к этому черному, оно — к нам.

Поравнявшись, мы увидели бревно, упавшее с баржи или сброшенное в воду при погрузке.

Домой мы вернулись во втором часу ночи.

Славку нашли через неделю. Совсем близко, у Жукова острова.


Объявили мою станцию. Не дожидаясь автобуса, я вышел на широкий, обсаженный тополями бульвар, миновал несколько пересекающих его улиц и, дойдя до последней, свернул в переулок.

Открыла Ольга Сергеевна.

В первой комнате — все четверо — старший, Леньчик, двое девочек-близнецов и меньший, Витька, прилипли к телевизору. Дикторша объявила концерт мастеров искусств.

— Тише, ребята, — сказал я, кивнув всем четверым.

Леньчик приглушил звук, а мы с Ольгой Сергеевной скрылись по соседству, плотно притворив двери.