Персик в камуфляже - страница 6

Я бы хотела поговорить о личностном развитие, о душе…

– Жаль, что вашу душу под кителем не видно, – крикнул кто-то с

последнего ряда.

Словно замполит со стажем, я сурово так пресекла нарушение

дисциплины фразой:

– Отставить разговорчики!

В какой-то момент взгляд зацепился за книгу на столе, и тема для

обсуждения появилась сама собой.

– На повестке дня сегодня – Хемингуэй.

– Хемин… чего? – переспросил сержант.

– Эрнест Хемингуэй. Это известный американский писатель, а ты –

село непросвещённое, – вместо меня ответил Топалов.

Я искренне удивилась, поскольку парень всем своим видом показывал, что не намерен участвовать в происходящем. Пролистнув вступительное

слово, я принялась читать произведение вслух. Высокоинтеллектуальной беседы о силе человека, о борьбе со своей

природой, об одиночестве и прочих философских категориях не

получилось. Как малым детям пришлось разжёвывать элементарное, но я

всё равно была рада, ведь кто-то меня слушал.

Когда наше время истекло, я отпустила почти всех к Арсентьеву.

– А вас, Топалов, я попрошу остаться!

Никита бросил на меня вопросительный взгляд, прежде, чем оставить

нас с его другом наедине.

– Отчитывать будешь?

– Нет. Присаживайтесь.

– Я постою.

Ранее я говорила, что искать подход к коллективу сложно, но начать

разговор с человеком о его проблеме, когда он об этом не просит – гораздо

сложнее.

– Давно это случилось? – осторожно спросила я.

– Что?

– Раздражительность ваша, пессимистичность…

– Буквально с твоим приездом совпало.

– Значит, недавно.

Дима посмотрел на меня, как на ненормальную, но я списала на его

состояние.

– Вы главное не зацикливайтесь на этом. Это не ваша вина, что так

получилось.

– Конечно, не моя. Спасибо, блин, генштабу, что непутёвых таких

набирает.

В тот момент я даже и не подозревала, что мы на разных полюсах: я

веду речь о контузии, а он – обо мне. Подумала, что Топалов винит кого-

то конкретного.

– А успокоительные вам давно прописывали?

– А надо? Думаешь, ты меня так доведёшь? Тогда и себе возьми, чтобы

меньше активности было.

– Мне то зачем? Это ж вы контуженный.

– Контуженный? Ах, вот оно что! Оскорбилась, значит, словами, что

женщине в армии не место, и вон как запела. Ну, персик, погоди!

Топалов вышел, громко хлопнув дверью.

– Помогла, называется.

В состоянии грустного морского котика я поплелась на обед. Стоило

переступить порог столовой, как Зоя сразу же улыбнулась и помахала. Я

взяла на раздаче тарелку борща и села ковыряться в нём за дальний столик

у окна.

– И чего я вообще сегодня полезла к этому Топалову? Только

настроение себе испортила.

– Привет. Ты чего такая кислая? Не пошёл первый день?

Зоя сделала вид, что протёрла мой стол, затем присела рядом.

– Нормально всё.

– Слушай, а пошли к нам на кухню. Выпьем по рюмочке чая, может, полегчает.

– Да ты что! Я же на службе.

– Ну да. А я на работе. Тогда просто пошли пить чай.

– Только, если недолго.

Девушка дала мне халат повара, чтобы я накинула поверх формы, и

провела в небольшое помещение, где в огромных кастрюлях что-то

бурлило, издавай аппетитный аромат.

– Добро пожаловать в царство сковородки и половника!

Возле плит крутились две поварихи, чтобы не мешать им, мы стали

ближе к раздаче с чашками в руках. Завязалась беседа о танцах в доме

офицеров, а потом я бросила взгляд на стол у стены, под которым стоял

мешок с рисом. Всё бы ничего, но мне показалось, что рис ожил. Я

моргнула пару раз – он продолжал шевелиться. Это вызвало у меня, далёкого от готовки человека, оглушительный крик на всю столовую.

– Ты чего? – всполошилась Зоя.

– Оно живое! – я ткнула пальцем в мешок.

– Тьфу! Да это рис со старых запасов ещё. Не заметили на складе и, как результат, завелись личинки. Он на списание пойдёт. Просто, наверное, верёвка протрухла и развязалась.

Такой ответ меня успокоил. В следующую минуту в окошке появилась

голова комбрига.

– Любимова, пойдите-ка сюды!

*кто есть кто.

По глазам поняла, как сильно «рад» меня видеть генерал. Возможно, если бы я была мужчиной, он бы высказал мне всё с чувством, толком, расстановкой, но, проявив самообладание, лишь спросил:

– А что вы здесь делаете?