Персонаж - страница 8

Любуясь завершенным творением, я понимаю, что чего-то недостает. Вставляю обмотанную изолентой вилку в розетку, но с горящими огнями по-прежнему чего-то недостает. Надо же, неужели я никогда не делала этого у бабушки? Не могла же она взять и выбросить… Неужели я никогда не клеила у бабушки цепочки из цветной бумаги?!

Невесть чему улыбаясь во весь рот, торопливо натягиваю штаны и свитер. Я точно знаю, что мне нужно этим утром. Я хватаю сумку, и бегу в ближайший магазин канцтоваров – бегу порывисто и нетерпеливо, пока не погасла. Пока не ушло вдохновение.

На улице легко и просторно, свежо и чисто. Пахнет снегом, утром и субботой. В маленьком магазине – никого. Покупаю цветную бумагу и клей с такой радостью, как будто мне шесть лет. Заодно покупаю пачку белой бумаги – нарезать снежинок. Вот балда, такую бумагу можно было и с работы упереть.

Рассчитываясь, слышу, как за спиной открывается и закрывается дверь, и шаги подбираются ко мне сзади. Красная варежка ложится на мой рукав.

- А я гадал, куда ты так бежишь. А ты вот куда бежала.

Чудила Егор улыбается своим лягушачьим ртом, и я улыбаюсь своим человечьим.

- Будешь клеить со мной цепочку? – спрашиваю я его.

Он тычет вверх указательным пальцем (в варежке это неочевидно, но догадаться можно) – жестом сигнализирует об идее. Стягивает варежки, и покупает акварельные краски и две кисточки. Я в восторге! Я понимаю, чем еще мы будем заниматься, кроме бумажных цепочек, фонариков и снежинок.

- У меня всего два окна, - скромно сообщаю ему по пути домой.

- А зеркал сколько? – деловито спрашивает он, но ответа не ждет. – Блин, забыл!

Он взмахивает руками в марионеточной манере. Как же он вихляется, когда имеет эмоции! Надеюсь, он не развалится однажды, ослабнув в шарнирах и сочленениях…

- Я ездил в город, - говорит он, - ночевал в гостинице, чтобы совсем не очушать. Нашел для тебя подарок.

И он протягивает мне нечто невыносимо прекрасное. Сову из космического темного металла с синими, фиолетовыми, розовыми переливами, с желтыми кристалликами глаз. Добротный увесистый кулон.

- Это титан, - поясняет он.

- Я вижу.

- И цитрины.

- Вижу.

Это самый восхитительный кулон, какой только может существовать под небом. Я не спрашиваю Егора, откуда он знает о моей страстной любви к совам. Я смотрю ему в глаза очень серьезно, и говорю:

- Спасибо.

У меня дома разбросаны носки, колготки, лифчики, посуда не мыта, постель не убрана. Я немного смущена. Я не рассчитывала на гостей. Машинально хватаю географически ближайший лифчик, чтобы убрать его из виду, а Егор спрашивает:

- Есть баночка для воды?

Оставляю завал как есть, иду искать баночку. Нахожу из-под «Агуши».

Мы начинаем с кухни. Здесь большое окно, которое я, кстати, совсем недавно мыла. Стекло сухое, прохладное и скрипящее. В нижнем его уголке я рисую акварелью классическую елочную веточку – с коричневой линией и зелеными штрихами. Потом рисую еще веточку, и еще, и по яркому шарику на каждой. Твою ж мать, со школы этим не занималась, класса с седьмого. Как же здорово! Рисую белого снеговика с голубым боком, рисую деревянную избушку с дымом из трубы, рисую сугробы, снежинки, желтые звезды. Я так увлеклась, что почти забыла, что у меня есть компаньон. Мы молчим, каждый стоит у своей половины окна и самовыражается. Наши кисточки встречаются в наборе красок, в баночке из-под пюрешки они соприкасаются из-за тесноты. Посуда по-прежнему не мыта, зато окно погружается в праздник.

Завершив свой ансамбль, отхожу на шаг, удовлетворенно любуюсь. А на территории Егора – искусство. Там сказочный замок с точеными башенками, похожий на диснеевский, там лебеди в озере, единороги с хвостами и гривами, принцесса в танце и фейерверк над шпилями. Я просто ахаю. И вот это можно нарисовать на стекле акварелью и дешевой кисточкой для детсадовского творчества? Правда что ли?

- Ты крут… - бормочу я в глубоком одобрении.

- Я люблю мультики, - смеется он в легком смущении.

Я быстро ориентируюсь, и делаю заказ:

- В комнате требуется «Морозко».

- Будет, - обещает он.

Мы сидим на диване (постель убрана). Вернее, я сижу, а Егор все больше скачет передо мной, отдаваясь трепу. Иногда он присаживается, но вскоре опять подрывается. Вся комната обвешана гирляндами из разноцветных бумажных колечек, снежинками на ниточках и «дождике». Моя комната провалилась в мое детство. На оконном стекле – тройка с бубенцами, расписные сани, Настенька в платочке, Морозко с бородой. С роскошной бородой, а не такой, как у Егора. За стеклом – мутно-синие сумерки. Свет – только от елки и свечек в стаканах. И от ракетной счастливой энергии моего рассказчика. Он вещает о том, как участвовал в гонках на собачьих упряжках на Аляске, как был волонтером и помогал разгребать завалы после землетрясения в Перу, как попал в зверскую песчаную бурю в Саудовской Аравии. Я слушаю с интересом, задаю уточняющие вопросы. Я считаю его фантазером, но не возражаю. Лучше фантазер, чем зануда. Историю о том, как он помог полиции освободить заложников во французском кафе, я не могу слушать с мало-мальски серьезным видом, и потому ложусь лицом в подушку.