Персонаж - страница 7

В зале душно. Опрокинув рюмаху, я набрасываю на плечи пальто, и иду на воздух. Шустрый Дима уже там, на крыльце, размахивает незажженной сигаретой, и спорит с Веником о том, в чем лучше хранить деньги – в долларах или британских фунтах. Хорошо, что свою секретарскую зарплату я храню, в основном, в желудке, и голову над выбором ломать не надо.

Не вполне к месту я задаюсь вопросом, как там поживает мой чудила. Караулит ли меня, или уехал домой? Мерзнет ли на улице, или нашел, куда приткнуться? Поел ли нормально, или по-быстрому затолкал в рот пирожок? Сколько пирожков может вместить его рот одновременно? Вместит ли он в себя целый грейпфрут?

Вернувшись в зал, я опрокидываю еще рюмаху, и вызываю такси. На корпоративе молодец тот, кто уходит рано. Тот, кто уходит поздно, с высокой долей вероятности потом будет мучиться стыдом и общественным осуждением. Лучше смыться до начала полномасштабной пьянки, и впоследствии смотреть на других свысока. Так я и поступлю.

Такси останавливается у подъезда, и я сую ногу в снежную кучу. Затем сую другую ногу, и вышагиваю из кучи на расчищенное место. Девятиэтажная ячеистая клетка обступает с четырех сторон. Одни ячейки клетки светятся, другие темны и почти не видны. В некоторых разноцветно мигают гирлянды. Мои окна неосвещены и неприметны, а рядом с ними стоит Геннадий в растянутой майке, и задумчиво выпускает дым. Я машу ему рукой, но он не смотрит вниз, и не отвечает мне. Кричать ему я не хочу.

Захожу в свой подъезд, поднимаюсь на три ступеньки и останавливаюсь. Пахнет подвалом, из какой-то квартиры просачивается ругань ссоры. Спускаюсь на три ступеньки, замираю у металлической двери. Возвращаюсь на лестницу, дохожу до первого этажа. Спускаюсь, миную металлическую дверь, стою на крыльце. Вечер приятный, с легким морозцем. В такой вечер можно гулять и кататься с горки. Возвращаюсь в подъезд, добираюсь до лифта.

- Да ну нахрен, - проговариваю вслух, и уверенным твердым шагом пру обратно на мороз.

Я пру через двор, потом по улице, в сторону перекрестка. Тротуары расчищены, лезть через бугор у светофора не надо. На стоянке валится со смеху поддатая компания. В переходе одна девочка тренькает на гитаре, слабенько перезатирая затертую «Звезду по имени Солнце», другая сует прохожим коробку из-под «Рафаэлло». Мне везет – девочка с коробкой тянется к дядьке, а я проскальзываю у нее за спиной.

Перрон пуст, пути пусты. У входа в здание вокзала валятся со смеху двое товарищей полицейских. Захожу внутрь. У касс пусто, в зале ожидания – почти пусто. У кофейных автоматов валится со смеху семейство с маленьким ребенком и кошкой в переноске. Скольжу глазами по дерматиновым диванчикам, натыкаюсь на старую цыганку, которая, как мне кажется, зыркает на меня злобно. Сажусь на диванчик, сижу с полчаса. Встаю и иду домой.

Утро субботнее, и по-субботнему светлое. На душе хорошо, как на письменном столе, с которого убрали завал и кружки, вытерли пыль и круги от кружек. Утро легкое и просторное, свежее и чистое, и я берусь, наконец, за то, за что давно пора было взяться. За елку, разумеется.

Она лежит в рваной коробке на антресоли – старенькая искусственная елка, которую каждый год бабушка ставила на комод. Она чахленькая и лысенькая по сравнению с современными красотками, у нее тонкие ветки, а ствол, обмотанный зелеными махрушками, светит металлическими проплешинами. Я аккуратно расправляю проволочные ветви, и сажаю дерево на комод. Макушка торчит вкривь, и не подлежит распрямлению. Здесь же, на антресоли, стоит коробка с игрушками – тоннель в прошлое. В детство. Все игрушки в ней – наивная старина. Стеклянные шары, внутрь которых можно заглянуть через стершееся напыление краски. Сосульки с отколотыми кончиками. Темнеющие ссадинами колокольчики и шишки, снеговики без носов, снегурочки без лиц, исцарапанные зайчики. Некоторые из этих игрушек – мои ровесники, некоторые старше меня. Они такие хрупкие, как удовольствие, но живут десятилетия. Они все разные, некомплектные, неорганичные. Порванная мишура, спутанный «дождик», гирлянда с крупными стеклянными лампочками, которые не мигают. Моя елка будет – атмосферный бардак. Не как те гладкие глянцевые, которые ставят в торговых центрах, а как те, которые я наряжала, когда еще верила в новогоднюю сказку. Когда мне очень хотелось дождаться полуночи и посмотреть, как оживут мои куклы, но родители укладывали спать раньше. Как те, под которыми утром лежали подарки от самого настоящего Деда Мороза.