Первоклассная учительница, дракон и его сын - страница 12
Я кивнула. Фонд былых заслуг хорошая вещь, но иногда и он исчерпывается до дна. Особенно если человек бредет с работы, на которой вкалывал двенадцать часов, и видит, как мимо проезжает дракон в роскошном автомобиле — и имеет эту роскошь просто потому, что ему повезло родиться драконом, а не потому, что получил ее своим трудом и талантом.
— Да, тут несложно стать революционером, — согласилась я. Ник понимающе кивнул.
— Драконы, разумеется, не хотят быть такими, как все. Никак не могут смириться, что им нашлась замена. Вот, смотрите, — он приподнял манжет рубашки и продемонстрировал мне глубокий шрам на запястье. Выглядело жутко: казалось, кто-то хотел отрубить ему руку.
— Кто это вас так? — поежилась я. — Дракон?
— Дракон, — кивнул Ник. — Знаете, за что? За то, что я написал статью в университетскую газету о том, что давно пора уравнять драконов с людьми. Там вышла отвратительная ситуация: на вечеринке один из старшекурсников подлил дряни девушке в стакан, потом изнасиловал ее — она даже не понимала, что происходит. Угадайте, что ему за это было?
— Ничего не было, — ответила я. В этом мире была магия и драконы, но он ничем не отличался от моего. Если у тебя будут деньги и власть, то все законы пишутся не для тебя, а для остальных.
— Совершенно верно. Он потом взял меня за руку, выпустил коготь и сказал, что лучше мне закрыть рот, пока он не взял за шею.
— Но вы не закрыли, — сказала я. Ник мне понравился. Было в нем что-то очень искреннее, настоящее. Люди, которые сражаются за правду, не могут не нравиться.
— Не закрыл, — ответил Ник. — Хорошо, что в моем журнале адекватное начальство.
— Это всегда хорошо, — согласилась я и увидела, как в кафе входит водитель, который привез меня сюда.
— Медира Юлия, — он подошел к столу, сделав вид, что не заметил, что я не одна. — Мадс звонил, нам пора.
— Хорошо, — кивнула я и, когда он вышел, сказала: — Спасибо за кофе, Ник. И за разговор, он был гораздо лучше, чем кофе.
Ник улыбнулся, вынул из кармана визитницу и протянул мне карточку. «Ник Хоннери, «Современный взгляд», журналист», — прочла я. Какие странные буквы — сплошь квадраты с точками и хвостиками, но я прекрасно могу читать.
— Позвоните, как будет время, — сказал Ник. — Или напишите. Мало ли, захотите сходить на выставку или в кино…
— Захочу, — уверенно ответила я и протянула ему руку. — Спасибо.
И только сев в машину, я поняла, что за все время, проведенное в музее, ни разу не вспомнила ни о Кайлене, ни о Джолионе. Машина вырулила на проспект и помчалась по свободной полосе — асфальт был украшен отпечатками драконьих лап.
— Что-то с мальчиком? — спросила я. Водитель нахмурился.
— Проснулся и сразу начал кричать. Раньше с ним такого не было.
Я услышала вопль Джолиона, когда автомобиль въехал в ворота. Машина остановилась: я увидела, что Мадс сидит в траве, прижимает к себе извивающегося мальчика и качает, пытаясь успокоить. Джолион вопил на одной ноте, крутил руками перед лицом, и мне казалось, что ему страшно. Невыносимо страшно.
Я выбежала из машины и бросилась к Мадсу; Джолион уже не орал, а стонал — наверно, сорвал голос. Мадс был бледен до синевы, по его лицу струился пот. Я упала в траву рядом с ними, схватила Джолиона за скрюченные пальцы.
— Маленький мой, хороший. Все, я здесь, не плачь. Слышишь? Я здесь, все хорошо, все в порядке.
— Проснулся, посмотрел по сторонам и начал кричать, — устало выдохнул Мадс. — Такого с ним еще не было.
Я потянула мальчика к себе, и он вывернулся из хватки Мадса и лег ко мне на колени. Я погладила его по щекам, дунула в лицо, и Джолион вдруг умолк, словно кто-то выключил звук. Тишина, рухнувшая на сад, была настолько плотной, что я едва услышала, как Мадс сказал:
— Обычно мы его выводим на воздух, ему так легче. А сейчас… — он устало покачал головой и провел руками по лицу.
В голове царила звонкая пустота. Я обнимала Джолиона, легонько укачивала его, и постепенно дыхание мальчика стало глубже, а тьма в глазах отступила. Он по-прежнему смотрел куда-то сквозь меня; я вынула из кармана магнит, который купила в музее, и вложила в его мокрую от пота ладошку.