Первый чекист - страница 17
Через несколько минут Дзержинский подошел к форточке.
— Нас здесь сорок восемь политических. И все сорок восемь умрут, но не сдадутся, пока все требования не будут выполнены!
Всю ночь вице-губернатор не сомкнул глаз, а утром послал срочный запрос в Иркутск. Ответ пришел только к вечеру, и, прочитав его, вице-губернатор не поверил глазам: генерал-губернатор предлагал немедленно принять все условия политических!
Вечером 8 мая ворота тюрьмы открылись, пропуская вице-губернатора и его свиту: власти сдались, согласились выполнить все требования политических ссыльных.
В конце мая Дзержинского вместе с другими заключенными и ссыльными отправили дальше на север. Ему предстояло пройти и проехать еще больше двух тысяч верст. Но Феликс Эдмундович не дошел до места поселения: 12 июня 1902 года он снова бежал из ссылки.
БЫТЬ СВЕТЛЫМ ЛУЧОМ ДЛЯ ДРУГИХ, САМОМУ ИЗЛУЧАТЬ СВЕТ — ВОТ ВЫСШЕЕ СЧАСТЬЕ ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА, КОТОРОГО ОН ТОЛЬКО МОЖЕТ ДОСТИГНУТЬ. ТОГДА ЧЕЛОВЕК НЕ БОИТСЯ НИ СТРАДАНИЙ, НИ БОЛИ, НИ ГОРЯ, НИ НУЖДЫ. ТОГДА ЧЕЛОВЕК ПЕРЕСТАЕТ БОЯТЬСЯ СМЕРТИ, ХОТЯ ТОЛЬКО ТОГДА ОН НАУЧИТСЯ ПО-НАСТОЯЩЕМУ ЛЮБИТЬ ЖИЗНЬ.
Ф. Дзержинский
СИРЕНА
Вначале декабря 1905 года в Москве вспыхнула всеобщая политическая забастовка. В первые же два дня забастовало 150 тысяч человек. И это было только началом. Всюду проходили многолюдные митинги, массовые демонстрации. Напуганные небывалым размахом забастовки, власти начали стягивать в Москву войска из других городов. Московский пролетариат ответил на это баррикадами: больше тысячи баррикад появилось на улицах города. Всеобщая стачка переросла в вооруженное восстание.
В разгар уличных боев в Москве варшавский генерал-губернатор Скалой получил секретное предписание: часть войск, расквартированных в Польше, немедленно направить в Москву. Однако, хоть предписание и было секретно, польские революционеры узнали о нем.
Было уже раннее утро, когда Дзержинский возвращался с заседания подпольного комитета. Всю ночь обсуждали товарищи положение, решали, как помешать отправке войск из Варшавы в Москву. Выход мог быть только один; забастовка железнодорожников. Но железнодорожников должны поддержать и другие рабочие Польши. А это не так просто, если учесть, что польские националисты категорически против забастовки.
Дзержинский шел, выбирая малолюдные улицы. После побега, достав документы на чужое имя, он приехал в Варшаву. Да, документы были надежные, но мало ли что могло случиться?
Дзержинский старался идти по малолюдным улицам, но ему все-таки необходимо было пересечь Иерусалимскую — главную улицу Варшавы. Вдруг он услышал за спиной чьи-то быстрые шаги. «Неужели шпик?» — мелькнуло в голове. Дзержинский пошел быстрее, но идущий сзади не отставал. Дзержинский замедлил шаг и почувствовал, что преследователь приближается. Деваться некуда. Внезапно остановившись, Дзержинский резко повернулся, и шедший сзади чуть не наскочил на него.
— Феликс, пан Феликс! — горячо зашептал он, обнимая Дзержинского. — Как я рад, что мы, наконец, встретились! — Он выпустил Дзержинского из объятий и принялся рассматривать его. — О, вы изменились, пан Феликс, очень. Я с трудом узнал вас.
— Вы тоже изменились, пан Лощинский, — ответил Дзержинский, с интересом разглядывая давнего знакомого.
Адвокат был по-прежнему изысканно одет, но заметно пополнел, чуть обрюзг, стал носить пенсне.
— Я знал, что вы в Варшаве, пан Феликс, — продолжал адвокат, — и очень хотел повидать вас. И вот эта случайная встреча! Ах, как я рад ей!
«Случайная ли?» — подумал Дзержинский, но ответил:
— Последняя наша встреча, пан Лощинский, была давно, но я хорошо помню наш разговор тогда.
Лощинский промолчал. Он покусывал губу, что-то, видимо, обдумывая.
— Вот что, пан Феликс, — вдруг сказал он решительно, — нечего играть в прятки. Давайте поговорим откровенно.
— По-моему, наш откровенный разговор состоялся уже… еще там, в Вильно…
— Я имею поручение от своих товарищей поговорить с вами, — будто не слыша, продолжал Лощинский. — Я понимаю, вопрос слишком серьезный, чтобы обсуждать его вот так, на ходу. Но сейчас другого выхода нет — время не ждет.