Первый выпуск - страница 11
- Туда нельзя.
Но люди не расходились, чего-то ждали.
И тут я увидел, как из Спасских ворот показалась открытая машина и неширокая змейка людей. Змейка росла, вытягиваясь в длину, круто изгибалась в сторону Исторического музея. Люди несли венки, много венков. В толпе тихо переговаривались.
- Алилуеву хоронят.
- А кто это?
- Жена Сталина.
Кто такой Сталин, я тогда уже знал. Не знал только, как, впрочем, и вся страна, обстоятельства смерти Надежды Сергеевны Аллилуевой, покончившей жизнь самоубийством. Тайна раскрылась через много-много лет.
Заветной целью моей поездки в Москву было посещение редакции “ Пионерской правды”. Едва ли не самый плодовитой деткор этой газеты, я буквально засыпал редакцию своими письмами, заметками, стихами. Не было, кажется, таких событий в жизни школы, да и во всей округе, о чем бы ни считал корреспондентским долгом проинформировать редакцию. А когда в газете одна за другой появились две мои крохотные заметки, у меня голова пошла кругом. От счастья. От свалившейся на меня всесоюзной известности. Теперь меня знают не только заштатном селе Брахлове, а и в столице белокаменной, в аулах Казахстана и даже на краю света - на Камчатке. А уж в редакции - личность, конечно, известная, мэтр журналистики! Вот только мало печатают. Шлешь-шлешь письма, а они, как в черную дыру проваливаются. До слез обидно.
С такими мыслями я, не без труда разыскал где-то на Новой площади пристанище” Пионерской правды”, переступил порог редакции. В небольшой комнате за письменным столом, заваленным бумагами, сидела русоголовая, подстриженная” под мальчика” девица в очках и, близоруко щурясь, что-то читала.
- Я к вам. Можно?
Девица мельком взглянула на меня и, снова уткнувшись в бумагу, спросила:
- Вы что хотели?
- Приехал вот в Москву. Из Западной области я. Да вы меня знаете, по письмам. Теперь хочу лично познакомиться...
- Звать-то вас как?
- Шура я. Это так друзья зовут и дома тоже... а вообще-то я Александр.
- Фамилия, я спрашиваю, ваша какая?
Я назвал.
- Что-то не припоминаю, - облила меня русоголовая ушатом холодной воды.
Дверь отворилась, быстрым шагом вошел молодой смуглолицый человек, отдал хозяйке кабинета какие-то бумаги и хотел было уходить. Она его остановила:
- Паша, вот деткор приехал из Западной области, поговори с ним.
- Пошли со мной, - пригласил чернявый.
Когда мы зашли к нему в комнату, он усадил меня на диван и тепло улыбаясь, предложил:
- Давай знакомиться. Павел Трояновский. А тебя как величать?
Фамилию мою, говорит, встречал, а вот заметок моих не помнит. Глядя на мое враз потухшее, обескураженное лицо, он успокоил:
- Да ты не расстраивайся. Знаешь, сколько нам пишут? Сотни тысяч.
- А наша школа во всей стране одна, - стоял я на своем. - У нас и директор, хоть и молодой - ну, как родной отец, он всех любит и его тоже. Участок у нас школьный образцовый. У других сорняками заросли, а у нас чистенький. Ухаживаем. Стенгазету нашу называют: настоящий боец за знание. А на районной олимпиаде сколько наших учеников призы получили - восемь!
- Это, конечно, хорошо, - не переставая улыбаться, говорил Трояновский. - Только ведь страна огромная и деткоров у “Пионерской правды” - целая армия. Представляешь, армия! Так что не плачь от того, что мало печатают.
Нет, не дошли мои переживания до редакторов “Пионерки”. Не верит Москва слезам, не верит.
Спустя 15 лет, в 1947 году, я вновь встретился с Трояновским. В Куйбышеве, в небольшом приволжском ресторанчике мы сидели с ним, потягивали янтарное жигулевское пиво и вели неторопливый разговор о делах тогдашних и событиях прошедших. Трояновский в годы только - что отгремевшей Великой Отечественной был довольно известным военным корреспондентом, его репортажи, очерки часто печатались в “Красной звезде”. После войны побывал на Нюрнбергском процессе, где судили фашистских главарей, объездил другие страны Европы. У меня тоже к тому времени за плечами был десятилетний стаж военного журналиста.