Пеший камикадзе - страница 7
— Я?! — возмутился Егор. — Конечно, был! Пять с половиной месяцев в командировке провел!
— Ну а чего ты тогда… Там-то, наверное, пострашнее было?
— Ну было… А ты что — «наверное», говоришь? Не был, что ли?
— Нет. Я в это время в отпуске был… В «Кёнике», откисал…
— Где?
— В Калининграде… Я там живу. Ты что забыл, я же до бригады в Нальчике служил, а когда заваруха началась, меня в отпуск отправили…
— Верно, — вспомнил Егор, ты же недавно у нас… А в отпуск почему?
— Когда уже стало ясно, что Грозный опять будут штурмовать, бригаде поставили задачу все мины туда отправить… Ну, знаешь: МОН-50, ОЗМ-72… Мы вертолетами переправляли мины, до Моздока… так вот, тот на котором я лететь собирался, упал…
— Как упал?!
— Так, упал… Перегрузили, наверное?! — Кубриков пожал плечами.
— И что?.. — увлеченно спросил Егор, позабыв обо всем.
— Что, что?.. Метров двадцать поднялись… а потом он камнем вниз… Дальше не помню. Очнулся в госпитале…
— А мины?
— А что мины? В ящиках лежали… Говорили, один или два ящика раскололись, а так… нормально. Только после этого меня в отпуск отправили… реабилитационный.
— Круто! А страшно было?
— Нет. Какой там страх… я понять-то ничего не успел! Так…
— Ага… так я тебе и поверил, что не страшно… — усомнился Егор. — Я бы со страха помер!..
— С какого страха? Скорость свободного падения — 9.8… 20 метров… и вообще, я задремать успел, кажется… Ты, вон… я смотрю, и повоевать успел… Можно сказать, подготовленный воин… а ты — ссышь!
Вопрос готовности Егора воевать, сейчас, казался ему в большей степени техническим, чем философским… И штурм Грозного был здесь совсем не причем… Учившийся в Камышинском военном училище и окончивший из-за расформирования первого — военный инженерно-технический университет на Неве, Егор совершенно не был готов к войне. Количество часов на изучение военно-инженерной подготовки, что вел на втором курсе майор Нелипенко, до сих пор помнился — сорок часов… — мины из пенопласта, «деревянные» тротиловые шашки, с высверленными запальными гнездами, детонаторы из огрызков карандашей с алюминиевыми креплениями для ластика; одни и единственные подрывные работы… и при этом, десятикилограммовый заряд не сдетанировал и… майору Нелипенко пришлось ползти туда, чтобы все поправить и «спасти» что называется — «мир»…
Егор вспомнил, что уже за бруствером, Нелипенко обернулся и сказал:
— С вас, сопляки… если я выживу… коробку печенья, упаковку сладкой воды…
Долго после этого весь взвод собирал ему деньги на коробку печения и упаковку лимонада. Понятно, что Нелипенко был крайне удивлен, когда заместитель командира взвода старший сержант Шиховец пришел к нему с презентом, который он сам же и заказал, но внутренний страх к минам, тротилу, детонаторам и взрывателям… и взрывам, оказался настолько сильным, что печенье и лимонад были просто — «Фи-у!..», в сравнении с «Ба-бах!..»
Теоретическому и практическому изучению общевойсковой тактики — времени было отведено, бесспорно, куда больше, но изучение ее Егоркой было настолько поверхностным, что в его мозгу не оказалось до автоматизма заученных тактических приемов. Да и к чему лукавить, тогда, Егор не испытывал тяги, к изучению этих дисциплин. Война не входила в его планы: «Военный строитель — профессия созидательная!»
И всё же, откровенно признаваясь себе, Егор думал, что чувствует к этому делу живой и неподкупный, детский интерес, который проявлялся и раньше, когда с дворовыми «однополчанами» он играл на развалинах частного сектора в войну, — простую, примитивную игру — «беги-стреляй», и без какого-либо патриотизма… Как сейчас. Ему, патриотизму, и сейчас не на чем было зиждиться; к тому Егор верил, что в его паразитирующем сознании, ничего такого уже давно не осталось, в особенности, когда встречаешь «патриотов» вообще не знающих, что в Чечне идет война…
Дальнейшая разведка прошла для Егора быстро и без каких-либо происшествий, в спутанных странных чувствах и мыслях. По возвращении в расположение роты, Егор плюхнулся в кровать, решив пролежать в ней недвижимо остаток дня, проанализировать произошедшее, разложить его по полочкам, уложив аккуратно в голове. Правда, кровать была не удобной и больше походила на гамак, от чего лежать было крайне не уютно. Точнее совсем не возможно. Егор лежал и удивлялся себе, как ему удалось провести в этом уродливом «шезлонге» прошлую ночь. Ведь от того она и вышла такая беспокойная, думал Егор, судя по форме доставшегося ложа. Облокотившись на руку, подпер голову. Мысли самые простые и ясные, а потому самые страшные не оставляли его в покое, не отпускали и не отступали. Завлекаемый водоворотом своих собственных «сбесившихся» размышлений, он — взволнованный и восхищенный сегодняшней удачей рисовал в своем мозгу разномалеванные образы и исходы боя, разукрашивал собственную храбрость и возможную, представлявшейся безграничной — отвагу. Тут же коснувшись себя невидимыми крыльями общественного мнения, и того спасительного блага для Отечества, исполняемого им, преисполнился чувства величия, как носителя Великой освободительной цели. На секунду успокоившись, Егор глубокомысленно затих: