Песня для тумана - страница 19

Девочка появилась, когда Олли минуло уже сорок зим. Многие говорили, что в шалаш к его жене, верно, ходил кто-то другой. Нойд знал, что это ложь. Но даже если бы не знал, ему было уже всё равно. Отец назвал дочку Сату — «Радость». Поздняя радость не только выжила, но и росла здоровой и крепкой. А главное — умной. Олли и сам не заметил, как начал учить её смотреть и видеть. Сату схватывала на лету, и стареющий нойд лелеял надежду, что после его смерти будет кому принять в себя предка-оленя. Женщины-нойды — редкость, конечно, ну да нойды вообще редкость. А ведь была женщина-шаманка, от которой вёл род и сам Олли…

Вот как сложилось, что когда к берегу Суоми причалила лодка, шедшая против ветра, Сату не бросилась, как прочие девушки, расспрашивать божественно красивого высокого мужчину, кто он таков и откуда. Да, он умел заговаривать воду, и у него были золотые волосы, крупными кольцами падающие на плечи. Но с водой Сату и сама могла договориться. С водой, с ветром, иногда — даже с облаками. Только земля оставалась глухой и мёртвой, как девушка ни просила. А волосы… ну что волосы? У неё у самой — хоть кто обзавидуется. Да сколоты, под платок спрятаны, не видно.

На руле в лодке сидел волк.

Волк!

Сату никак не могла взять в толк, как можно дивиться обычному, в общем-то, мужику, и проходить мимо такого! Не сразу она поняла: по какой-то нелепой случайности всем остальным огромный чёрный зверь кажется человеком. Немного скосив глаза, она даже стала смутно различать силуэт выбирающегося из лодки темноволосого мужчины. Он был невысок ростом (ненамного выше того огромного волка в холке), худощав, поджар и бледен. Неужели, так выглядел бы пушистый зверь, с которого сбрили шерсть?

А ещё у него были зелёные глаза. Зелёные. Такие, каких Сату до сих пор не видела нигде. Должно быть, такого цвета трава на пастбищах Верхнего мира, где вольготно пасётся олень-предок Мяндаш.

Волк перехвалил её взгляд. И улыбнулся. Сату бросилась бежать.

Нойд-олень Олли поразил родичей тем, что прошёл мимо чудесного золотоволосого новоприбывшего без всякого интереса. А перед его невзрачным спутником опустился на колени.

Олли знал, что каждый дурак с хорошей памятью и толикой ума может заговаривать с водой: она наш общий предок, без воды нигде и никто не живёт. А вот нойдов-волков не бывает. Волк не заигрывает с людьми, волк не ввязывается в споры. Он следит за равновесием и законом. Вот почему ни один саам не станет охотиться на волков, даже когда их расплодившиеся стаи нападают на стада оленей.

— Я не знаю, зачем ты пришёл, о Волк, — произнёс Олли на священном наречии, — но прошу тебя: не дай умереть землям Суоми. Твои дети злы и обильны, но с каждым годом становится всё хуже, и хуже. Трава не может пробиться из-под снега, а рыба — пробить лёд, голод гложет нас и наших детей, но хуже всего, что много зим нету согласия между медведем и оленем.

— Встань, нойд, — сказал Волк, и его голос был одновременно тёплым и твёрдым, как разогретый на солнце камень. — Я сделаю, что ты просишь. Но мне потребуется помощь.

— Все люди-олени на твоей стороне, о Волк, — ответил Олли, которого избрали вождём в эти тяжёлые времена. Как ни трудно приходилось, а все понимали: не будь поддержки Мяндаша, олени были бы уже мертвы.

— Да будет так, — ответил пришлый, и на скале позади Олли сами собой появились глубоко высеченные замысловатые руны.

— Расскажи, как у вас… там, — попросила Пёрышко, доверчиво прижимаясь к плечу Эрика. На кончиках её ресниц подрагивало детское любопытство. Так просят странника рассказать сказку о дивных краях за высокими горами, за глубокими морями.

— У нас… — викинг задумался. Риторика не была его сильной стороной, за что Альвгейр частенько пенял молодому предводителю. «Вождь должен уметь вести за собой, — повторял он. — Не только примером, но и словом. Словом даже предпочтительнее. Потому что это позволяет сформировать не только арьергард, но и авангард». Эрик не всё понимал из того, чему пытался обучить будущего зятя ярл. Но от этого восхищение предводителем не только не страдало, но даже выигрывало.