Петербург-Ад-Петербург - страница 16
— Герман, ты что ж так испугался?
«Какой знакомый голос», — подумал я, стоя на коленях с застывшими слезами. Мне казалось, точнее, я уже знал наверняка, что спятил. Еще я думал о том, что обделался, и от этой мысли мне хотелось покончить с собой. Со мной раньше не происходило такого никогда. Что я ощущал в тот момент, известно одному только Богу. Я застыл, как статуя. Воцарилось молчание. Вдруг из-за насыпи камней появился мужчина в белом фраке с кувшином. По мере того, как он приближался ко мне, я все отчетливее и отчетливее начинал узнавать в нем своего попутчика, Константина Константиновича.
— Здравствуй, Герман, — улыбаясь, произнес он и протянул мне кувшин. — Возьми, не бойся — это родниковая вода. И, прошу тебя, встань с колен, меня это смущает.
Я впал в оцепенение при виде его в этой пещере. Мысль о том, кем он может на самом деле являться я пытался отогнать от себя как можно дальше. На ум шло только самое страшное — то, во что я совершенно отказывался верить…
Молча встав с колен, не смотря на Константина Константиновича, взял у него кувшин и осушил его до дна за считанные секунды, половину пролив на пол. После чего поставил кувшин на землю.
— Вот они люди! — вздохнув, с печалью в голосе сказал Константин Константинович, — когда им что-то надо, они по капле собирают это что-то, дабы выжить, а когда вдруг получили сполна, начинают проливать на пол то, за что полчаса назад готовы были отдать собственную жизнь. Чудаки, да и только!
— Как вы здесь оказались? — только и смог вымолвить я, одурев окончательно.
— Не спеши с вопросами, Герман, — ответил он и добавил: — следуй за мной.
Он прошел в нишу, одним движением пальца раздвинул трещину в стене и вошел в большую залу, где горело множество свечей. Он шел впереди, а я следовал за ним в диком страхе, ничего не понимая, дрожа, как осиновый лист.
Посреди залы стоял блестящий белый рояль, на поверхности которого тысячами искорок отражались свечи. Константин Константинович подошел к роялю, элегантным движением рук приподнял фалды своего фрака и сел за инструмент.
— На этом Steinway когда-то играл сам Рахманинов, — патетически произнес Константин Константинович. Кстати, как тебе это местечко? Ну, чем не Ад? А представь себе, что ты мог бы тут остаться вечно.
Я стоял, как статуя, стараясь даже не дышать.
— Хочешь, я покажу тебе настоящую гармонию, Герман? Ну, чего ты застыл? Давай покажу, тебе понравится. Помнишь, я говорил тебе о ней в поезде?
— Да, — ответил я, — помню.
— Так ты хочешь, чтобы я тебе показал ее?
— Покажите, — тихо сказал я.
— Вон там есть стул, сядь на него, пожалуйста.
Я покорно принял его предложение и сел на стул, который стоял таким образом, что я мог видеть лицо Константина Константиновича, сидящего за роялем.
— Ты готов? — спросил он.
— Д-да, — дрогнул я.
— Тогда расслабься и впусти эту гармонию в свою душу, — сказал он, открывая крышку рояля. Немного помолчав и посмотрев на клавиши, он глубоко вздохнул и начал играть Восьмую фортепианную сонату Бетховена. Мелодия была прелестна, она даже как-то преобразилась в его исполнении. Он играл виртуозно, вдохновенно, эмоционально, немного раскачиваясь, иногда запрокидывая голову назад.
Закончив играть, он медленно бесшумно закрыл крышку и посмотрел на меня.
— Разве это не гармония, Герман. Я иногда вообще поражаюсь, как такое может сочинить столь жалкое и беспомощное существо, как человек. Сдается мне, что рукой незабвенного Бетховена водил сам Творец. И если я прав, то эта музыка будет жить вечно в любое время в любом пространстве. Ты согласен?
— Согласен, — ответил я, будучи уже в полном спокойствии. Страх растворился, как fata Morgana.
— У созданного Творцом нет граней времени и пространства, но есть вечность. И как он выбирает тех, чей рукой будет водить по бумаге? Я этого не представляю. А помнишь, я в поезде говорил тебе об отсутствии границ между временем и пространством?
— Конечно, помню, — бодро ответил я.
— Я рад, что ты успокоился и больше ничего не боишься. Ведь так?
— Так.
— Это хорошо. А теперь, будь добр, подойди ко мне. Тут на рояле лежит свежий номер газеты «Известия». Возьми и прочти мне вслух, что написано на первой странице.