Петербургский пленник - страница 14

«Что ж, годится, можно показать революционным демократам». И двинулся на Литейный проспект, к дому 36, где в квартире Панаевых давно прижился главный редактор «Современника» Н. А. Некрасов, а с ним и вся редакция журнала. Подойдя к заветной двери, Дмитрий Николаевич немного постоял, успокаиваясь («Что ты затрепетал, как школьница перед дефлорацией, там хорошо знакомые тебе по фото и книгам люди, которые рады каждому автору…»), потом решительно вошел в подъезд, поднялся по устланной ковром пологой лестнице на второй этаж, к очередной двери и нажал рычажок звонка.

Дверь открыла девица в переднике, выслушала сбивчивые слова посетителя о необходимости видеть редактора, чуток ему улыбнулась, пригласила войти и немного посидеть в кресле, а сама уметелила вглубь квартиры. Через пару минут из этих же глубин на пороге приемной комнаты появилась явная дама: черноволосая (с той же прической, что видывал позавчера на гусарских женах), лет под сорок (?), в приталенном сборчатом шифоновом (?) платье с почти гимназическим кружевным воротничком. Носик островат, взгляд проницателен, грудь вяловата, но притом создается впечатление еще вполне сексапильной особы. «Панаева» — решил Лазарев и тотчас услышал:

— Я — Панаева Авдотья Яковлевна, жена издателя журнала «Современник». А Вы…

— Лазарев Дмитрий Николаевич, начинающий публицист. Принес реферат на монографию гениального, по-моему, современного немецкого мыслителя по фамилии Маркс…

— Ничего о нем не слышала, — молвила дама, продолжая вглядываться в моложавого и так непохожего на окружающих ее мужчин посетителя. — О чем же он пишет?

— О причинах и закономерном конце Второй французской революции. Вот, можете полистать…

Панаева взяла было листы, пробежала глазами первую страницу и отложила рукопись на столик.

— Я не очень разбираюсь в борьбе политических партий, мне более интересны входящие в них люди с их личными устремлениями, судьбами, движениями душ… Вы, кстати, к какой партии себя относите?

— Вы подумаете, что я к Вам подольщаюсь, но мне тоже интересны сами люди, причем именно из разных сословий и партий. Я люблю с ними разговаривать и всегда нахожу душевные контакты с каждым. Так что, наверное, я либерал. При этом всей душой желаю переустройства существующего общества на демократических принципах…

— Ох, побьют Вас наши редактора, каждую косточку перемоют. Но если душа Ваша стремится к демократии, то потом простят и примут. Впрочем, каковы Ваши занятия в реальной жизни?

— Ну, я много чем успел позаниматься… Например, искал золото. И не в России, а в Америке («Что я плету! А, ладно, проверить мой бред будет сложно!»).

Панаева непроизвольно всплеснула руками и воскликнула: — В Америке?! В Калифорнии?

— Нет, в Аляске и Британской Колумбии. Дело в том, что я уроженец Аляски, где, если Вы знаете, есть русские колонии.

— Н-ну, я слышала про добычу на Аляске морских выдр. Вы и в этом участвовали?

— Нет, нет, я противник убийств, особенно диких животных. Для питания нам достаточно домашних, я думаю…

— А вот Николай Алексеевич, Некрасов то есть, так не считает: бьет и бьет несчастных зайцев, дупелей и медведей. Во всем чересчур азартен, во всем. Хоть и плачется потом, жалеет… Но вернемся к Вам: ведь Вы, по всему видно, человек образованный. Когда ж Вы все успели: и золота добыть и образование получить? Притом, в Аляске?

— Учился я в Гарвардском университете, это на востоке США, в Бостоне. Конечно, не как полноценный студент, а вольным слушателем. Дополнительно много читал, в том числе русских авторов, книги которых привозят к нам служащие Русско-американской компании. Пушкина, Грибоедова и Лермонтова учил наизусть, могу из Гоголя куски цитировать. Денег на жизнь и учебу родня дала мне достаточно, да я и сам научился их добывать. А когда умерла мать, я решил ехать в Россию, взглянуть на нашу историческую родину…