Петрусь Потупа - страница 5
— Шесть, как на весах…
А Харитон Иванович, пересекши заросший травой дворик, остановился перед мальчиком.
— Здравствуйте, — сказал Петрусь, порываясь встать.
— Сиди, сиди, — поспешно произнёс Харитон Иванович, махая сухонькой ручкой на мальчика.
Он вытащил синенький в крапинку платочек и стал тщательно вытирать слезящиеся глаза с красными веками.
Мальчик видел его так близко впервые. В церкви, когда Харитон Иванович пел или читал, Петрусю всегда казалось, что внутри у него сидит овца и жалобно блеет. Поэтому он с любопытством оглядел рыжие, стёртые сапоги, серенький просаленный подрясник, маленькое личико с бородкой, похожей на клок сена, и косичку, перевязанную синей лентой.
Протерев глаза, дьячок дружелюбно глянул на Петруся:
— Работаешь, хлопче?
Петрусь молча кивнул головой.
— А чей будешь?
— Потупы Степана.
— А-а-а… Ну, работай. Бог труды любит.
— А вы видели его? — спросил Петрусь.
— Кого это, дитятко? — опешил дьячок, останавливаясь.
— Бога, — тихо ответил Петрусь, глядя на Харитона Ивановича тревожными, пытливыми глазами.
Тщедушная фигурка дьячка согнулась вдвое, рот открылся, глаза налились слезами. Дьячок потрогал мальчику голову, будто хотел убедиться, здоров ли он, и даже перекрестил ему рот.
— Христос с тобой, дитятко! — наконец вымолвил дьячок. — И что ты такое непутёвое выдумал? Да где же мне, грешному, сподобиться такой благодати?
— А отец Евлампий видел?
— А чем же отец Евлампий лучше? Ежели не… — Харитон Иванович хотел что-то сказать, но вместо этого хукнул в кулачок.
— Обедать! — послышалось из окна.
Мальчик бросил работу и вошёл в горницу. На столе уже дымились миски, наполняя воздух вкусным запахом мясного борща.
Петрусь сел и сразу заметил, что миска у него самая маленькая, у дьячка — побольше, у дьячихи же — огромная, налитая до краёв. Густой пар закрывал лицо хозяйки. Отдуваясь, она прихлёбывала борщ.
Петрусь удивился: «Как она не обожжётся? Наверно, остыло» — и, схватив ложку, глотнул.
Раскалённый борщ ожёг рот. Петрусь закашлялся, исподлобья взглянул на дьячиху.
— Ты чего это вылупился?! — напустилась она, Петрусь поспешно схватился за ложку и уже не смел поднимать глаз.
Тем временем дьячок налил горилки в зелёную лампадку и со словами «Господи благослови» опрокинул её в рот; сморщился, чихнул и еле выговорил:
— Эко славное зелье!..
После этого дьячок как-то обмяк и обратился к Петрусю со словами:
— Правду ты, хлопче, говоришь: «Бог-то бог, да сам не будь плох». Вот как я сегодня: панихидку отслужил — есть и горилка и закуска. А не пойди я, то и лежал бы, пока не опух. Вот так-то… А до бога ещё и разум нужен. Одним богом не проживёшь…
— Ты чего это, старый дурень, болтаешь? — сердито сказала дьячиха.
— А вы, Прасковья Ивановна, хлопчику ещё борща подлейте да мясца дайте: сами же говорите — работящий, — осмелился вымолвить дьячок.
— Что вы, Харитон Иванович, суётесь не до своего дела! — оставив ложку, сказала дьячиха.
«Погоди, я тебе что-то подстрою!» — мысленно погрозил ей Петрусь.
Прислуживающая у стола немая девушка Фрося бросала на мальчика сочувственные взгляды. На второе она принесла кашу и сама хотела положить ему, но дьячиха перехватила у неё ложку, и в миску Петруся упал комок каши. А когда Фрося принесла крынки, то Петрусь вместо густой, вкусной ряженки получил синее, снятое молоко.
Мальчик встал из-за стола голодным. Он хотел выйти, но дьячиха протянула ему нож:
— Будешь срезать подсолнухи. И чтоб три мешка набрал! Только смотри не спи… А придёт Данило, школяр, — разбудишь Харитона Ивановича.
Петрусь вышел потупясь: Данило был его старый враг. Сын богатого мужика и старосты, Данило Гулый не мог примириться с тем, что не он, а голодранец Потупа верховодит хлопцами. Увидит Данило Петруся на улице — и, приплясывая вокруг него, дразнит:
Всё это вспомнил Петрусь.
«Теперь он придёт и будет надо мной смеяться», — думал он.
Мальчик уныло потащился на огород. Вяло срезал он шляпки подсолнухов, лениво совал их в мешок. Думая о том, чем бы досадить дьячихе, Петрусь оживился. Работа пошла спорее. Мешок наполнился, и мальчик потащил подсолнухи к крыльцу.