Пик Доротеи - страница 16

— И не старайтесь, Нора, сосчитать, — усмехнулся Лео. — Никто этого давно уже не может.

Показ закончился, наконец. Они вышли на солнечный свет, жмурясь и хмурясь, прикрывая глаза козырьком ладони, защищая их от вида синего неба и от яркой прозрачной зелени листьев. Фрау Штольц показалась из двери с надписью прием посетителей, держа удобный деревянный ящик с ручкою, в гнездах которого лежали бутылки.

— Ах, мадам, вы, я смотрю, нагрузились? — скаламбурил Меклер и получил в ответ молнию взгляда. — Извините, это вышло случайно: у меня типун на языке.

Пробовать знаменитые напитки собрались на террасе, соединявшейся с залом особою дверью, раздвигавшейся и складывавшейся, так, что оба пространства соединились в одно.

— А это, маэстро, — если захотите попробовать тоже — для вас, — сказал Лео, указывая на рояль, придвинутый к стене. Вблизи помещались застекленные полки книг, частично настоящими, а частично бутафорскими, с нарисованными корешками, доставшимися от времен уважения к знаниям. Старинный глобус украшал помещение, несколько карт тоже не новых, небольшой телескоп и даже смешная потешная мортира. Подле нее стоял манекен гренадера наполеоновской армии.

Вино для баварского короля-меломана понравилось Клаусу. Нора, пробуя, окунула язык в бокал. Доротея храбро отпила глоток.

— Немногие бутылки доживают до такого возраста, — заметил Лео. — Перевозить их нельзя. Знатоки и любители приезжают сюда в первый уик-энд месяца.

— Как на концерт, — пошутил Клаус.

— Именно! Чтобы насладиться симфонией… вкуса! Простите, маэстро, это сравненье гурманам.

— Гурманы и меломаны… — что ж, это обычно. Они часто еще финансисты, люди счета, подсчета.

Клаус уже заносил разговор знатоков в новенькую записную книжечку черного цвета.

— Рисуете с натуры, — усмехнулся дирижер.

— Вы схватываете значение любого жеста, — заметила Доротея.

— Профессиональное, — сказал Грегор. — Я привык следить за исполнителями. Иначе они такого натворят!

— Чихнет кто-нибудь, — сморозил Штеттер.

Мэтр строго взглянул на него:

— Это крайняя редкость. За всю мою практику лишь однажды в Америке пианист, игравший Рахманинова и имевший к нему тайную аллергию, — вдруг стал краснеть и надуваться…

— Но вы справились? — встревожилась Нора.

— Я погрозил ему Пальцем, и это прошло.

Все помолчали, переживая ужас от едва не наступившей тогда катастрофы.

— Как вы думаете, Грегор, не пора ли учредить новую премию пианистам? Точнее, пианисткам?

Тот не ответил. Штеттер кивнул заглянувшему в салон служителю. Внутри дома загудели моторы, всё задрожало, позвякивало стекло. Участок паркета зашевелился и стал приподыматься. В полу открылись створки, о которых никто не подозревал. Из подполья поднялся двухэтажный стол с расставленными кувертами и бутылками, с блюдами снеди посередине. Невидимый набор колокольчиков играл мелодию из «Фальстафа». Штеттер стоял, скрестив руки на груди, напоминая адмирала, любующегося полем — простите, морским заливом — предстоящего сражения.

— Это изобретение привезено другим моим предком из Ватикана, — объяснял он, довольный успехом у дам. Меклер остался равнодушен, он знал.

Доставленная таким способом пресноводная рыба обещала особенный вкус. Главное место занимала гигантская фаршированная щука с разинутой хищной пастью, уже не в состоянии кого-либо проглотить, наоборот, ей предстояло быть проглоченной собравшимися едоками. Ее окружали замаскированные зеленью кусочки маринованного тунца. Великолепие картины еды вызвало минутную нерешительность ножей и вилок. Вошедший служитель помог разрушить наваждение эфемерного искусства, вонзив остро заточенную лопаточку в щуку. На флажке, воткнутом в хвост, значились дата и место отлова. Рыба оказалась отечественной.

— На всякого хищника есть еще более хищный, — заметил Лео, довольный произведением искусных поваров. — Доротея, позвольте мастеру своего дела вам услужить? И вам, Нора?

Они не сопротивлялись, да и мужчины молча смотрели. Белое вино также созрело в местности сей, на бутылках были наклеены простенькие этикетки с вензелем LS. Хозяин сказал, что производится его очень мало, лишь для нужд собственного стола. Клаус отпил рассеянно глоток и сообразил, что никогда прежде не пробовал столь вкусного вина, да и в будущем, вероятно, уже не придется. Дамы и Клаус сидели по одну сторону стола спиной к роялю и глобусу, хозяин и Меклер с торцов его, и все могли взглядывать на величественный пейзаж, расстилавшийся перед ними. Глоток вина, вкусный кусочек, взгляд на вид живописный, остроумное слово, — так чередовали они пищу для нёба, зрения и разума.