Пикировщики - страница 42
Снова установилась тишина, и птичий гомон возобновился.
Константин лежал рядом со мной. По своему обыкновению, он был неразговорчив, упорно думая о чем-то своем. Я незаметно наблюдал за ним и старался угадать, о чем он думает. Сделать это было нетрудно, так как у Кости все на лице было написано. Но не успел я сосредоточиться, как Усенко погасил окурок, резко встал и стремительно подошел к своей машине. Там он принялся ощупывать подкосы стойки.
— Что случилось, Костя? — крикнул Устименко.
— Та, ничего! — отмахнулся тот. — Проверяю узлы. Я стал следить, что будет дальше. К Усенко уже подошел воентехник второго ранга Гаркуненко. Константин стал сердито ему выговаривать:
— Николай! Тебе не стыдно смотреть на такую боевую машину? Во что ты ее превратил? Сколько дырок — столько заплат, и все разного цвета! Не машина, а… пятнистый ягуар! Неужели трудно закрасить одной краской?
— Ну и лихой же ты парень, Усенко, — добродушно сказал техник. — Я делаю дырки, что ли? Это ж вы их привозите из каждого боя. Мы еде успеваем заплаты ставить. А чем, вы поинтересовались? Дюраля нет. Сдираем куски с разбитых самолетов, и тех не хватает! Посчитайте, только на «семерке» почти две сотни дырок! Где столько краски достать? У других и такой нет. Спасибо, Володя Цеха выручает.
— Разве Цеха не такой же техник, как ты? Почему же у него есть, а ты побираешься? Как хочешь, друг, но чтобы на моем самолете все заплаты были покрашены в один цвет. Все!
Усенко отвернулся от техника, потрогал шайбу киля, руль поворота, одобрительно кивнул и подошел к стойке шасси. Там он потянул с плеча кожаное пальто-реглан, хотел бросить его на траву, раздумал и вдруг принялся разглядывать. Мне было видно, как лицо летчика то хмурилось — и тогда его высокий чистый лоб прорезала недавно появившаяся суровая складка, то расплывалось в доброй улыбке.
Я понял Костю. Понял и причину, заставившую его так внимательно изучать свое кожаное пальто. Совсем недавно этот реглан из отличного хрома черного цвета был совершенно новеньким, без единой царапины.
Прошло всего два месяца, и теперь пальто было не узнать: порыжевшее, побуревшее, с дырами, заплатами и пятнами, со следами ожогов, оно было подобно старому воину, иссеченному боевыми ранами. Реглан был свидетелем всех испытаний, выпавших на долю летчика.
Константин не швырнул, как обычно, реглан на траву и не лег на него отдохнуть, а аккуратно свернул и осторожно положил на колесо шасси.
— Костя! — крикнул я ему. — Хочешь, скажу, о чем ты сейчас думал? О том, что у моряков есть песня про бушлат, а у летчиков про реглан нет! Угадал?
Усенко изумленно посмотрел на меня и улыбнулся.
— А ведь верно, Павло! Думал про реглан! Понимаешь?..
Но договорить ему не дал подошедший Лопатин, летавший теперь в Костином экипаже.
— Возьми-ка эту справку, Константин Степанович! — Напевая песенку, адъютант раскрыл картодержатель и извлек листок бумаги. — Сохрани! Авось пригодится на старости лет! — Он оглянулся на меня и озорно подмигнул.
Пилот в недоумении развернул листок.
— Зачем он мне? Любите вы, штабисты, эту канитель!
— Не канитель, а документ! Читай, читай да нос не задирай! Я ж обещал проверить твою боевую работу? Сказано-сделано! Заяц, он хоть и косой, а трепаться не любит!
По мере чтения справки худое загорелое лицо Константина стало покрываться румянцем. Я удивился: что могло так взволновать невозмутимого Усенко? Сгорая от любопытства, спросил.
— Та, вот! Понимаешь? — Он растерянно отдал бумагу.
Я быстро пробежал ее глазами. На бланке со штампом и гербовой печатью войсковой части за подписью врио начштаба авиаполка капитана Власова удостоверялось, что младший летчик 13-го скоростного бомбардировочного авиационного полка ВВС Западного фронта младший лейтенант Усенко Константин Степанович действительно с 16 июля по 19 августа 1941 года лично совершил сорок один успешный боевой вылет и при этом уничтожил четыре танка, три железнодорожных эшелона, шесть артиллерийских батарей, три дота, семь складов, ангар, двадцать две автомашины, семнадцать повозок, до роты солдат и офицеров, разрушил две переправы, создал семь очагов пожаров, провел тридцать восемь воздушных боев, в ходе которых экипаж сбил четыре Ме-109. Данные подтверждались боевыми донесениями, свидетельствами других экипажей и сообщениями войск фронта.