Писательский биатлон - страница 70

стр.

– Как же так. Иду вперёд, а метки не за мной, а впереди. Видно, метель закружила.

Развернулся и пошёл назад. Через пару шагов – дерево с его меткой, впереди второе.

– Как же это я назад иду? Здесь дорога домой.

А следов-то нет, замела метель, кругом белое покрывало снега.

– Вот шаманская ведьма, совсем меня запутала! – раздосадованный Эйот стал озираться по сторонам и заметил в стороне яркое рыжее пятно.

Бросился туда и сразу почувствовал, как вязнет в снегу. Впереди заросли, следов нет.

Обернулся – рыжий огонёк метнулся сзади.

Развернулся Эйот, а идти не может. Снегоступы увязли глубоко в снегу, проваливаются вниз, а места совсем незнакомые. Остановился Эйот, снял шапку, пот со лба ручьями течёт. И чувствует, глубже и глубже проваливается он.

– Видно, в топь попал.

Стало Эйота засасывать. Вот уж по пояс в снегу, под ногами вода. Пытается вырваться – не отпускает, сильнее тянет. Оглянулся – ни ветки, ни тонкого деревца нет. А его уже по грудь затянуло. Выхватил нож, давай тыкать вокруг, искать, за что ухватиться. Нет ничего.

Затянула топь по горло. Одежда отцовская намокла, тяжёлая стала, нет сил ворочаться. Вдруг глядит – перед ним толстая палка. Ухватился за неё Эйот, смотрит, а на том конце рыжая Марма.

– Ты зачем за мной поплёлся?

Ухватился Эйот покрепче и вылез. А Марма встала, стряхнула снег с себя и бросила:

– Не ходи за мной. Пропадёшь, – и бросилась в сторону, быстро скрываясь из виду.

Кое-как поднялся Эйот, повесил нож на бедро и побежал в сторону, куда скрылась дочь шамана.

– Не на того напала, рыжая бестия! – бросил вслед охрипшим голосом.

Да недалеко в морозном лесу мокрый человек уйдёт. Упал Эйот, словно заново провалился разом в болотную темень.

Лежит он в полудрёме, и видится ему костёр. Ярким пламенем горит он выше деревьев, обдавая щёки огнём. А вокруг костра серые тени мечутся, словно пляшут в дивном танце. Стоит у костра на коленях Марма, вознеся руки к небу, и беспрестанно шевелит губами. И гремят барабаны, обдавая лес шумом жутким. И дрожит под Эйотом земля от грохота да от дикой пляски. В голове гудит, жаром разливаясь по телу. То темно перед глазами становится, то снова костёр ослепляет. Тени мечутся, укрывая на мгновения дочь шамана от глаз Эйота.

Приподнялся было Эйот на локоть, собрав все свои силы, и увидел могучий когда-то дуб, стоящий напротив Мармы за костром. Будучи большим, что не обнять и впятером руками, нынче дуб надломлен, раскорячен грозою, обожжён огнём.

«Уж не тот ли это дуб, в котором дубовая ведьма сидит?» – мелькнуло в голове у Эйота.

Тотчас стих шум барабанов и исчезли тени. Остался на поляне гореть костёр небольшой, а рядом с ним – дочь шамана на коленях. И слышится Эйоту голос Мармы:

– Отпустите, боги, оковы заклятые, выпустите пленницу свою на волю, дайте ей глоток свежего воздуха учуять. Мать моя, покажись мне!

В тот же миг прогремел среди зимнего неба гром и увидел Эйот, как из дуба надломленного показалась ведьма старая, временем иссушенная. На оголённых жёлтых костях ошмётками высохшая кожа висит, на плечах истлевшая рубаха виднеется. Глаза её красными всполохами горят, а рот искривлённый оголяет чёрные зубья. Ужас сковал сердце Эйота, душа приготовилась выскочить от страха из бренного тела.

Тишина накрыла лес, и только слышится Эйоту шёпот Мармы. А ведьма торчит из дуба старого, как филин, и прямо на глазах обрастает плотью и мясом.

Марма поёт свои заговоры, шепчет молитвы неведомым богам, ничего вокруг не замечая. А Эйот диву даётся – ведьма расселась на ветвях, ноги свесила. И вот отделилась от неё чёрная тень, словно двойник ведьмин. И поползла эта тень в сторону Эйота. Движется медленно, озирается на Марму, длинные скрюченные пальцы тянет к нему.

Хотел он было дёрнуться, да не тут-то было. Из земли стали вырастать длинные узловатые корни и обвивать его тело. Не может Эйот даже пальцами пошевелить, так его спеленало. И тень ведьмина уже тут как тут. Протянула пальцы к горлу юноши и давай его давить. Тень бесплотная, а силы много у неё, и глаза красными углями горят. Собрал Эйот все силы, напряг шею, что аж вены синими реками вздыбились, сопротивляется мёртвой хватке.