Письма из Тартара - страница 7
Кому именно пришло в голову её создать, Искандер не знал. Знал только, что её появление стало одним из естественных результатов недавней войны. Те, кто имел хоть какую-то власть на планете, не желали новых столкновений с агрессией извне. А война показала, что подобная агрессия не только может произойти в любой момент, но её ещё и будет весьма непросто узнать.
Человечество — а точнее те, кто имел на планете власть — поспешило закрыть глаза и уши, сделав вид, что мир, в котором они живут, достаточно прочен и во всей вселенной нет никого кроме людей. Но было слишком поздно. И даже если кому-то удавалось делать вид, что нечеловеческих тварей, служивших Иллювиену, на Земле больше не осталось — ничто не давало гарантий, что в следующий раз едва пробующие свои силы первые военно-космические силы Земли не столкнутся с чем-то куда более опасным.
Их почти что не было — этих военно-космических сил. С десяток кораблей флота Иллювиена, которые Искандеру и его союзникам удалось получить в свои руки, теперь разобрали по лабораториям в тщетной надежде сделать сотни таких же. Поначалу Нолан работал в одной из таких лабораторий, но чем он занимается теперь Искандер понятия не имел. Иногда он думал, что и не хочет знать.
«Нолан» — повторил про себя Искандер и вздохнул. С самого начала было ясно, что очередная попытка построить отношения обречена на провал.
Он моргнул. Мысли о муже в последние месяцы не вызывали никаких чувств — даже боль ушла, оставив одну лишь усталость.
Искандер с самого начала сотрудничества с Джоном предупредил, что будет работать сам. Он не любил, когда вмешиваются в его планы и его дела. Искандер всегда и всё предпочитал контролировать сам.
Его официальные полномочия включали противостояние всему, что могло представлять собой угрозу извне. Однако Джон не мог не знать, что Искандер далеко не всегда просто «противостоит». Эта должность позволяла ему не только уничтожать, но и сохранять то, что он считал необходимым сохранить. Искать то, что хотелось найти.
Руины под Атлантическим океаном стали одним из таких мест, и Искандер примеривался к ним уже довольно давно. Ему не хватало средств. Говорить же Джону напрямую о том, что он хотел провести эту экспедицию, Искандер не хотел, потому что знал, что тогда управление захочет все находки забрать себе.
Искандер пока что не знал, что именно найдёт, но делиться точно не хотел.
И вот некоторое время назад Джон сам заговорил о возможности исследовательской экспедиции. «Исследовательской» для Искандера означало, что он должен будет расплатиться одной лишь информацией. И он был рад, по-настоящему рад этой перспективе — пока не узнал, что Джон готовит ему сюрприз. Кто-то, кого Джон заочно представил, как агента извне, должен будет отправиться вместе с ним.
***
Сорок минут оказались весьма и весьма оптимистичным прогнозом — дороги всё ещё были забиты, и Искандеру оставалось только тихонько ругаться сквозь зубы.
Он пытался отвлечься, но тогда мысли возвращались к Нолану, который ни во что не ставил его время.
Они были вместе вот уже четыре года — четыре года, если считать с последнего примирения. Потому что до этого было ещё четыре и ещё четыре, и каждые четыре заканчивались плохо, даже если иногда их было восемь.
Терпеть Нолана долго он не мог. А, может быть, Нолан не мог терпеть его. Сколько бы он ни говорил, что любит, любовь у него была странная, и в списке неотложных дел всегда стояла хоть и на втором месте, а не, скажем, на двадцатом, но фаворит в лице науки шёл впереди с большим отрывом.
Нолан неизменно обещал, что это прекратится. Искандер не пытался настаивать на том, чтобы он и вовсе отодвинул науку на второй план, прекрасно понимая, что и сам не станет откладывать собственную работу из-за свиданий — вся дискуссия сводилась к вопросу о том, что обещания надо исполнять, а о внезапных изменениях планов предупреждать.
Успеха, в прочем, этот спор не приносил. Нолан продолжал строить график так, как удобно ему самому, независимо от того, над чем он работал в новом десятилетии. Исследования древних свитков давно отошли в сторону — как и поиски эликсира, в который, похоже, даже сам Нолан давно уже перестал верить. Искандер, в свою очередь, давно перестал вдумываться в то, что исследует Нолан теперь. Его собственные познания в физике и химии оставались на уровне добросовестного ученика военной академии, в которой на первом курсе преподают квантовую механику и генную инженерию. Он знал, как собрать и разобрать двигатель, потому что это могло понадобиться в бою, но слабо представлял, как устроено взаимодействие частиц, которое заставляло его двигать звездолёт.