Письма к жене - страница 56

стр.

., XI, 59), т. е. как своего рода выборки из писательской записной книжки. Группу таких «выборок» он напечатал в «Северных цветах» Дельвига на 1828 год.[566] В 1835 г. подобные материалы, т. е. размышления, наблюдения, портреты современников, Пушкин начал складывать в особую папку с надписью «Table-talk» («Застольные беседы»).

П. В. Анненков, издавая сочинения Пушкина, поместил «Table-talk» в раздел «Записки Пушкина». О замысле «Записок», который Пушкин лелеял всю жизнь, Анненков писал: «Мы позволяем себе думать, что недаром Пушкин сберегал в своих бумагах и записных тетрадях такой богатый автобиографический материал, такую громаду писем, заметок, документов всякого рода и проч. Пушкин не отступал до самой смерти от намерения представить картину того мира, в котором жил и вращался».[567] Уничтоженные записки Пушкина должны были, по мнению Анненкова, раскрыть «черты его домашней жизни», «историю его души» и в то же время изобразить верную картину эпохи. «Публика, — писал он, — имела бы такую картину одной из замечательнейших эпох русской жизни, которая, может быть, помогла бы уразумению нашей домашней истории начала столетия лучше многих трактатов о ней».[568] Слова Анненкова о письмах как материалах для «уразумения нашей домашней истории» сочетаются с отзывом Пушкина о романах В. Скотта: «Главная прелесть романов W. Sc. состоит в том, что мы знакомимся с прошедшим временем <...> домашним образом». И дальше: «…ce qui nous charme dans le roman historique — c’est que ce qui est historique est absolument ce que nous voyons» (…что меня прельщает в историческом романе, это то, что всё историческое в нём совершенно подобно тому, что мы видим) (Акад., XII, 195).

Наиболее значительные материалы для «истории души» поэта и для «уразумения нашей домашней истории» содержат письма Пушкина к жене. В дневнике и в «Table-talk» преобладают анекдоты исторические, в письмах — бытовые. Встреча на почтовой станции с городничихой, которая приняла Пушкина за станционного смотрителя (письмо от 2 сентября 1833 г.), поездка в дилижансе в Москву, когда один путешественник читает другому «Ивана Выжигина» (письмо от 8 декабря 1831 г.), беседа с болдинской крестьянкой, пришедшей к Пушкину жаловаться, что её сына «записали в выблядки», хотя она родила только через тринадцать месяцев после того, как мужа отдали в рекруты (письмо от 15 сентября 1834 г.) и многие другие эпизоды — всё это давало возможность взглянуть на эпоху «домашним образом». Некоторые из этих эпизодов (например, путаница с городничихой) содержат остов сюжетной схемы, готовый материал для небольшой новеллы.

В письмах к жене мы находим не только возможные, но и конкретные творческие заготовки — и прежде всего для лирики. Связь между письмами Пушкина и его лирикой, их сюжетное и психологическое единство были замечены ещё П. В. Анненковым, который широко пользовался письмами в качестве комментария к стихам Пушкина. Позднее В. В. Сиповский отметил частое совпадение разнообразных мотивов и настроений в стихах и письмах поэта.[569] Ю. И. Айхенвальд конкретизировал тезис о психологическом совпадении писем и «писаний» Пушкина и наметил ещё один аспект изучения писем — раскрытие в них «процесса творчества».[570]

Наиболее яркий пример — стихотворение «… Вновь я посетил». Основная лирическая тема стихотворения и центральный образ «зелёной семьи» сосен содержится в письме к жене от 25 сентября 1835 г. И в стихотворении, и в письме осознание перемен вокруг себя, ощущение себя переменившимся в глазах других трансформируются в воспоминания. В письме воспоминания сопровождаются грустной нотой. В стихотворении, в конце его, появляются ноты жизнеутверждающего оптимизма. Так сюжетные и текстовые совпадения писем и «писаний» Пушкина приобщают нас к психологии творчества.

4

Письма Пушкина — один из замечательных документов эпистолярного жанра, драгоценный образец словесного искусства. Они являются фундаментом пушкинской прозы и несомненно подчиняются её законам. «Краткая, простая фраза — без ритмических образований»,