Письма к жене - страница 57

— так определил Б. М. Эйхенбаум основной стилистический закон пушкинской прозы. «Прелесть нагой простоты» — главное требование, которое предъявлял к прозе сам Пушкин. «Но простота для Пушкина — понятие больше стилевое, чем языковое, — отмечает Лежнев. — Просто — это значит у него: выражено без украшений, самым отчётливым и экономным образом».[572] Несколькими штрихами Пушкин мастерски делает портретные зарисовки: «Одно меня сокрушает: человек мой. Вообрази себе тон московского канцеляриста, глуп, говорлив, через день пьян, ест мои холодные дорожные рябчики, пьёт мою мадеру, портит мои книги и по станциям называет меня то графом, то генералом» (19 сентября 1833 г.). Простые перечисления создают красочную бытовую картину: «Нащокин занят делами, а дом его такая бестолочь и ералаш, что голова кругом идёт. С утра до вечера у него разные народы: игроки, отставные гусары, студенты, стряпчие, цыганы, шпионы, особенно заимодавцы. Всем вольный вход; всем до него нужда; всякой кричит, курит трубку, обедает, поёт, пляшет; угла нет свободного — что делать?» (16 декабря 1831 г.).

Лежнев находит, что в описаниях Пушкин «сознательно выбирает блеклые краски, простые определения, самые обычные сочетания слов», так что «на этом приглушённом фоне, среди простых и невыписанных деталей одна-две подробности выделяются своей резкой характеристикой»,[573] и приводит взятое из письма к жене описание наводнения в Петербурге, которое застало поэта при выезде из города: «Нева так была высока, что мост стоял дыбом; веровка была протянута, и полиция не пускала экипажей. Чуть было не воротился я на Чёрную речку. Однако переправился через Неву выше и выехал из Петербурга. Погода была ужасная. Деревья по Царскосельскому проспекту так и валялись, я насчитал их с пятьдесят. В лужицах была буря. Болота волновались белыми волнами. По счастию, ветер и дождь гнали меня в спину, и я преспокойно высидел всё это время» (20 августа 1833 г.). «Способность передать в малом („в лужицах была буря“) огромный размах и напряжение бури — это не только сильно и убедительно, но это современно по технике письма»,[574] — заключает исследователь. Иными словами, «по технике письма» Пушкин опережает свой век.

Общий тон писем Пушкина к жене, так же как и в ранней дружеской переписке, откровенен и свободен. Но дружеская переписка только приближала поэта к прозаическим жанрам, в том числе и к художественной прозе. Письма к жене пишет Пушкин — уже мастер прозы. Больше того, им написано уже собственно эпистолярное произведение — так называемый «Роман в письмах» (1829), где бытовые письма составляют фабулу и организуют сюжет повествования. Манера и тон этих писем, лаконичность и одновременно насыщенность содержания больше всего соответствуют письмам, которые Пушкин потом станет писать Наталье Николаевне.

Ранние письма его ещё носят следы романтической орнаментальности. В письмах к жене поэт избегает украшений, т. е. не изменяет принципу «нагой простоты». При этом он пользуется сочетанием разных эмоциональных и лексических оттенков. В одном и том же письме находим грусть и сарказм, насмешку и рассудительность, негодование и шутку. Разговорный язык перебивается просторечием, церковно-славянизмами, французскими фразами.[575] Пушкин любит энергию простонародных выражений. Не боясь оскорбить светское ухо своей жены, он безоговорочно вводит простонародную лексику в текст: «туда бы от жизни удрал, улизнул», «ай-да хват баба», «да и дёрнуть к тебе, мой ангел, на Полотняный завод», «смотри, не брюхата ли ты». Просторечное «брюхата» Пушкин всячески отстаивал в разговорном языке. П. А. Плетнёв вспоминал: «Пушкин бесился, слыша, если кто про женщину скажет: „она тяжела“ или даже „беременна“, а не „брюхата“ — самое точное и на русском языке употребляемое».[576]

В письмах встречаем острые шутки, каламбуры: «Сей час приносили мне корректуру, и я тебя оставил для Пугачёва. В корректуре я прочёл, что Пугачёв поручил Хлопуше грабёж заводов. Поручаю тебе грабёж Заводов — слышишь ли, моя Хло-Пушкина? ограбь Заводы и возвратись с добычею» (около 26 июля 1834 г.; письмо пишется в Полотняный завод, где находилась в это время Наталья Николаевна).