Плач - страница 45

Алистер вытер глаза и уткнулся лицом в плечо Джоанне.

— Почему я ничего не заметил? Я бы мог его спасти.

Они долго плакали вместе. Джоанна была уверена, что никогда — ни до, ни после — они не были и не будут так близки.

Первый день реализации нашего Плана, Хлоя была сегодня в школе и выглядит поспокойнее. Я напечатала триста плакатов и купила ведро, клей и две кисти. Мы решили начать оттуда, где все случилось. До Пойнт-Лонсдейла полтора часа езды, по дороге Хлоя заявила, что не хочет звонить отцу. После того как он так отреагировал на ее телевизионное обращение, она вообще больше не желает иметь с ним дела — не хочет ни видеть его, ни разговаривать с ним. Раньше я бы обрадовалась, но сейчас — нет. Наоборот, мне все нутро скручивает от боли.

Прошло всего три дня с тех пор, как пропал Ной, но Пойнт-Лонсдейл уже выглядит так, как будто здесь ничего не случилось. Полицейский пост от мини-маркета убрали; какие-то люди болтают у административного здания через дорогу от младшей школы; группка местных безмятежно прогуливается по берегу; все магазины, кроме супермаркета, закрыты. Мы оборачиваем плакаты вокруг фонарных столбов на главной улице, но столбы слишком тонкие, и очень трудно разобрать, что изображено на плакате. Один плакат мы приклеиваем на дверь общественного туалета на детской площадке, по одному — на витрины закрытых кафе, булочной и магазина сувениров, а в супермаркете нам вызывается помочь девушка-продавщица и вешает еще два.

— Мы все молимся о его возвращении, — грустно говорит она.

Мы бредем дальше по пустынной главной улице, и Хлоя поражает меня своей осведомленностью. Вот дом, который они сняли. Вот тут Алистер заметил человека в джапаре. Вот тут была припаркована машина, когда Ной исчез.

На обратном пути мы молчим — думаю, потому что поездка вышла безнадежно-гнетущей. По дороге из Пойнт-Лонсдейла в Гилонг я вижу вдалеке пятна выжженной земли — черные заплатки на жухлой траве, и над ними — похожие на клешни обгоревшие ветки деревьев. Картина последствий лесных пожаров полностью соответствует нашему настроению.

Второй день реализации Плана проходит еще хуже. Когда я звоню в полицию, со мной отказываются разговаривать. Я очень устала на работе, и по дороге в Гилонг мы опять молчим. Плакаты мы начинаем расклеивать на центральной площади и оттуда двигаемся дальше по улицам, ведущим к дому матери Алистера. Но возникает ощущение, что все это бессмысленно. На обратном пути Хлоя спит.

Третий день: План признан провалившимся. Мы вернулись в Гилонг и видим, что многие наши вчерашние плакаты отклеились. Поверх одного из них кто-то налепил объявление о пропавшем коте. По кличке Герман.

— Он умер, — говорит Хлоя, когда мы едем домой. — Я больше не хочу этим заниматься.

Уже целую неделю Хлоя, вернувшись из школы, запирается у себя в комнате и делает уроки. Она скорбит по брату. Мне больше не надо беспокоиться, что она совершит что-нибудь опасное или неправильное. Алистер за первую неделю позвонил еще дважды, оба раза оставив сообщения о том, что новостей нет и что, он надеется, у Хлои все в порядке. Больше никаких попыток связаться с ней он не предпринимал и вот уже семь дней не звонил. Я никогда не прощу ему этого, как бы тяжело ему сейчас ни было.

Хлоя права: Ной, вероятнее всего, мертв. Все так считают. И чем больше проходит времени, тем чаще люди винят в случившемся Алистера и Джоанну.

Политический блогер Джеймс Мойер, у которого всегда был зуб на Алистера, написал сегодня, что лейбористы вот-вот выкинут Робертсона с работы. Вот что я у него прочитала: