Планета откровений - страница 13
Семён почувствовал, как съеденный стейк пытается угнездится у него внутри, и грустно погладил рукой живот. Что-то — может быть, интуиция — подсказывало ему, что с этой планетой у них будут проблемы. Он встал, сделал несколько кругов по каюте. Если бы не вынужденное затворничество, сейчас можно было пойти в спортзал, размяться после плотного ужина. Тем более, что в это время там обычно никого не было, подавляющая часть экипажа корабля предпочитала переваривать еду в лежачем, либо в сидячем положении. Что было в корне неправильно — Семён, хоть и не был ярым приверженцем здорового образа жизни, но всё равно старался следовать некоторым правилам, способствующим хорошему самочувствию организма. Всегда старался побольше двигаться после любого приёма пищи, ложиться спать до полуночи, вставать засветло… Но при этом ел всё, что хотелось, выпивал — часто и с удовольствием. Алкоголиком не был, конечно, кто ж возьмет алкоголика в Космофлот, но стаканчик чего-нибудь вкусного вполне мог себе позволить на сон грядущий. Вот, к примеру, хмельной мёд — классная вещь. Надо будет потом выклянчить у Карла рецепт. Обязательно.
Но, так как Семён теперь был вынужден сидеть безвылазно в своей каюте, никакого спортзала, конечно же, не предвиделось. Тем более что кто его знает, как чрезмерные физические нагрузки скажутся на его неведомой болезни. В любом случае, надо было искать способы себя развлечь, пока он отрезан от спортзала и библиотеки.
Библиотека на корабле была отдельной темой для сожаления. Ибо электронные книги, виртуальные экраны и прочие радости цивилизации были, конечно, в каждой каюте. Но ещё на корабле было специальное помещение, оборудованное шкафами под книги, и, разумеется, самими книгами. Настоящими, бумажными. Семён ещё ни на одном корабле не встречал такого, и был совершенно очарован, придя туда в первый раз. Он быстро попал под волшебное обаяние шелеста страниц, запаха целлюлозы, ему понравились уютные ниши с мягкими креслами, в которые было так удобно забираться с ногами и читать, читать. Эта библиотека была своего рода экспериментом, как в своё время экспериментом стали живые повара. Повара прижились в Космофлоте, и Семён очень надеялся на то, что и библиотеки приживутся так же. По крайней мере, не он один с удовольствием пользовался ею в своё свободное время, другие члены экипажа тоже часто туда захаживали, кто-то ненадолго, ради экзотики, а кто-то проводил там часы, с удовольствием погружаясь в атмосферу старины. Книги из библиотеки выносить было запрещено, но это нисколько не мешало. Семён полагал, что часть очарования ушла бы, забери он какую-нибудь книгу к себе в каюту. И сейчас это, наверное, было главным минусом — но легенду надо было поддерживать, а правила нарушать было нельзя. Ибо звездолётчик, нарушающий внутренний распорядок на корабле, очень быстро переставал быть звездолётчиком. В лучшем случае, переходил на внутренние рейсы, а то и вообще вылетал из Космофлота. Дисциплина всегда была очень важной составляющей в этой организации, в своё время начинавшейся как военная, и до сих пор сохранившая некоторые её аспекты.
Семён перевернулся на другой бок, потом на спину и закинул руки за голову. Ему предстояло провести наедине с собой много дней подряд. Надо было найти себе занятие… Так, чтобы не надоело в первые же несколько часов.
***
Ефим последний раз проверил систему пожаротушения, и удовлетворенно прикрыл глаза. Всё работало, и энергетическая система корабля снова представлялась единым целым — здоровый организм, без малейших признаков болезни. Он посмотрел на часы. До начала его вахты оставалось более десяти часов. Можно было пойти в каюту, поспать либо почитать что-нибудь, можно было заглянуть в спортзал, а можно было пройтись по техническому коридору в поисках мест возможного возникновения неисправности. Ефим выбрал последний вариант.
Спроси его кто, что Ефим помнит из прошлой жизни, когда у него ещё не было наноботов внутри… Да ничего. Не было никакой прошлой жизни. Жизнь началась, когда Ефим открыл глаза, лежа на кушетке в лаборатории профессора Краевского. Профессор стоял рядом вместе с несколькими ассистентами, и приветливо улыбался ему. И это было первое, что Ефим запомнил и осознал. Улыбка. Потом были смутно знакомые на интуитивном уровне люди, которые оказались его родителями, и они тоже улыбались. Вот так, улыбаясь, прошло еще некоторое время. А потом Ефим почувствовал технику. И техника стала его жизнью. А так как техника была повсюду, то и жизнь Ефима тоже стала расширяться, пускать корни и бежать по проводам вслед за электрическим током. Причем в этом забеге у Ефима не всегда была роль ведущего, порою он как будто наблюдал за собой со стороны, лишь оценивая и анализируя «свои» действия. Но это нисколько его не волновало, отнюдь, такое состояние даже нравилось ему, погружая в особый медитативный транс. Будь среди знакомых и друзей Ефима кто-то владеющий секретами тантрической йоги, они могли бы рассказать ему, что с ним происходит, хотя бы примерно. Но у него не было ни друзей, ни знакомых, которые бы разбирались в таких вещах. У него в принципе не было ни друзей, ни знакомых. А зачем, когда есть техника? Ну и иногда женщины. Но они были отдельным видом отношений, в этих отношениях не было ни дружбы, ни доверия, ничего. Только ощущения. Одна из его многочисленных пассий как-то пошутила, что Ефиму идеально подошла бы кибернетическая женщина. Ефим полностью с ней согласился, и, когда та поняла, что он ни капли не шутит, она испарилась с его горизонта так же быстро, как и остальные в своё время. Родителям же Ефим никогда не рассказывал, что именно с ним происходит, когда он копается в каком-нибудь приборе. Он просто не понимал, зачем это рассказывать. Это было его жизнью. И этим было всё сказано…