Планета повелителя зверей - страница 14

Бистер взгромоздился на коня. Сторм решил отступить – до поры до времени, пока не разберется, в чем дело, и посмотреть, что арзорец предпримет дальше.

– Помни, мы еще не закончили, – процедил Бистер и натянул повязку на квадратный подбородок.

Повелитель зверей пожал плечами; за Коллом нужен глаз да глаз, но знать это ему необязательно.

– Езжай своей дорогой, а я поеду своей, – отозвался Сторм. – Я не ищу неприятностей.

Бистер пустил коня легким галопом и скрылся. Горгол, глядя вслед удаляющемуся арзорцу, приблизился к Сторму и с недоуменным видом спросил на языке жестов:

– Он напал, но не дрался – почему?

– Сам не понимаю, – вздохнул Хостин и, запинаясь, показал на пальцах: – Не знаю. Но он не любит норби. – Землянин решил на всякий случай предупредить юношу.

– Понятно. Думает, мы воруем лошадей, а потом отыскиваем для Ларкина. Хороший трюк – для нитра, дикого племени с Пиков. Не для людей Кротага. Дали слово – держим.

– Кто спрятал коней, тот и прислал йориса, – заметил Сторм.

– Это правда. Может, разбойники. В горах много разбойников. Не норби, но грабят на земле норби. Норби дерутся – и убивают!

Горгол поскакал за отставшими от табуна лошадьми. Хостин, чуть медленнее, последовал за ним. У землянина были свои причины приехать на Арзор, и он совершенно не хотел тратить время на чужие дрязги. Помочь Ларкину отыскать сбежавших скакунов – это одно, но совсем другое – влезать в конфликт с Бистером или участвовать в разборках между поселенцами и норби.

Вечером наконец разразилась гроза: ливень сопровождался страшным громом. Яростные потоки вскоре сменились затяжным обильным дождем; теперь людям Ларкина было не до склок.

Сурра, недовольно ворча, юркнула под брезентовый навес фургона, где уже прятались сурикаты. Кошка наотрез отказалась вылезать наружу в такую слякоть, и даже Баку забралась в укрытие. Члены его команды не привыкли к бесконечной сырости; они откровенно ненавидели эту погоду, как, впрочем, и сам Сторм; ему частенько приходилось, по щиколотку увязнув в грязи, присыпать травой и ветками размытую дорогу. Но хуже всего была переправа через вздутую реку: мало радости, сидя верхом на коне, переводить табун сквозь бурлящие воды, ориентируясь лишь на сваи, которыми норби обозначили брод.

К концу второго дождливого дня землянин убедился, что они ни мили не преодолели бы без помощи туземцев. Крепкие беспородные лошади норби легко справлялись с непролазной топью, тогда как чужеземные скакуны постоянно вязли и застревали. К тому же аборигены не выказывали никаких признаков усталости, бросаясь прикрывать наполненные грязью ямы охапками валежника или мотками каната.

На третий день небо потихоньку прояснилось; поговаривали, что до города оставалось совсем немного, – все с облегчением восприняли это известие.

Почва, как губка, впитала влагу, и вскоре под жарким солнцем поднялась густая трава, какой, казалось, не могло появиться на бесплодной с виду пустоши. Лошади постоянно останавливались попастись, и их подгоняли, чтобы животные не переели и не заболели. А Хостину еще приходилось следить за Хо и Хинг, которые с наслаждением копались в мягкой земле. Сложно было поверить, что уже через шесть недель изобилие зелени исчезнет и местность опять превратится в пустыню.

– Красиво, да? – Дорт взобрался на небольшой холмик, где стоял Сторм. Впереди раскинулся желто-зеленый травяной ковер, украшенный белыми, золотистыми и красными пятнами цветов. – Но через каких-то полтора месяца все тут высохнет, пропадет! – Он щелкнул пальцами. – Останутся лишь камни, песок да колючки… Природа здесь меняется стремительно.

– Но в Низинах-то пастбища не должны исчезать так быстро. Или приходится постоянно перегонять фравнов туда-сюда?

– Нет. Там картина иная. Капля воды – и земля сама родит. В Низинах полно рек, да и трава другая, с длинными крепкими корнями. Осенью и весной через прерии перегоняют стада, но долго держать здесь животных нельзя. Фравны – настоящие обжоры, им нужны обширные угодья. У моего отца десять с половиной тысяч акров, и он круглый год пасет там две тысячи голов скота.