Платит последний - страница 5

Еще у Гусейна неиссякающий бочонок настоящего коньяка, на наш вкус резковатого, но говорить об этом не стоит — обидится. Сергей Петрович однажды в благодушном настроении сболтнул, как его угощали в Ереване: армянский коньяк такой, армянский коньяк сякой, и в центре стола — одна бутылка азербайджанского. Хозяин торжественно ее откупоривает. Оскорбленные такой непатриотичностью гости замирают, старики начинают привставать из-за стола. А хозяин ополаскивает из бутылки руки и передает ее дальше. Так вот, услышав эту историю, Гусейн куксился два месяца и отмяк только после того, как Сергей Петрович вскрыл ему одну хитрую противоугонную системку.

Впрочем, нехитрых системок сейчас не бывает, и Сергей Петрович нужен Гусейну. Восточный человек может кукситься, но шашлычок подать прикажет и коньяку нальет собственноручно. И отслюнит, что положено, — это само собой. Раньше давал долю с каждой проданной машины, но Сергей Петрович предпочел твердый оклад. Так лучше: все знают, что доцент Парамонов подрабатывает на частном предприятии, поскольку одним преподаванием семью не прокормишь. Домой он приносит около полутора тысяч долларов — примерно столько ему и положено за установку противоугонных систем. А еще пять тысяч вкладывает в ценные бумаги.

Пять тысяч — гонорар за взлом этих самых систем.

Никогда — ни разрабатывая собственную систему, ни защищая кандидатскую диссертацию, ни редактируя свой курс лекций, который был предназначен, естественно, для студентов автомобильных вузов, а разлетелся с лотков быстрее, чем все «Спецназы», «Слепые» и «Бешеные», — никогда и никакой работой Сергей Петрович не упивался так, как этой, у Гусейна. Против него были фирмы с мировыми именами, с великолепными специалистами, немыслимо дорогим оборудованием и практически неограниченными финансовыми возможностями. А он щелкал их продукцию, как семечки. В одиночку, за домашним компьютером.

Сергей Петрович запретил себе думать о том, что делают Гусейновы мальчики после того, как он разложит перед ними детали раскуроченной системы и объяснит ее слабые стороны. Это, впрочем, он считал неудачей. А удача была — когда он снабжал мальчиков переделанным фирменным брелоком, который давал команду отключиться не только своей «родной» системе, а всем системам этого образца. Реклама утверждала, что это невозможно: пришлось бы перебрать столько-то тысяч вариантов… Не верьте рекламе.

— Очень рад тебе, Сирожа, — тепло сказал Гусейн, когда выпили по первой и куснули шашлычка. Сергей Петрович внес поправку на восточную дипломатию, и вышло, что Гусейн занят или куда-то спешит, Гусейн его поторапливает. А так бы он с полчаса расспрашивал о семье.

— Она замуж собралась, — выложил Сергей Петрович.

— Что ж, это случается с женщинами, — философски заметил Гусейн, не спросив, кто «она» (положим, догадался) и, главное, за кого замуж. Стало ясно, что никуда восточный человек не спешит, он просто нервничает.

— А ты, выходит, знал и помалкивал, — укорил его Сергей Петрович.

Гусейн развел руками:

— Сирожа! Что я мог тебе сказать такого, чего ты сам не знаешь?

— Да то, что она замуж собралась! — сорвался Сергей Петрович. — Снюхалась с твоим Вадимом! За моей спиной! А ты…

А вот кричать на Гусейна не следовало. Его мальчики показали это быстро и наглядно. Дверь в каморку отскочила на петлях, опрокинув столик с шашлыками, и в лоб Сергею Петровичу уставился очень длинный глушитель, само собой, не автомобильный.

Гусейн долго ругал мальчиков по-азербайджански. Столик они, разумеется, подняли, шашлык заменили и были отпущены.

— Дикие совсем, по-русски только мат знают и счет, — с довольным видом пожаловался на мальчиков Гусейн. — Лучше работать с бакинцами. Но бакинцы сильно балованные, норовят свое дело открыть… Сирожа, я не понимаю ваших обычаев и не лезу. Ты попросил, чтобы я подвел к твоей жене мальчика, я удивился, но подвел. Теперь я получаюсь виноват: почему не сказал…

— Ты не виноват, — признал Сергей Петрович. — Но я не для того просил, чтобы она со мной разводилась. Мне нужна жена, хозяйка дома.

— Я не понимаю ваших обычаев, — повторил Гусейн.