Плевенские редуты - страница 41
— Мал-мал хайдук?
— Нет, — ответил Купаров, пряча ноги.
— Капасыз (разбойник)? — допытывался башибузук и долго рассматривал протянутое ему удостоверение, переворачивая его то так, то этак. — Комит?
Лала бесстрашно и с интересом смотрела на башибузуков, которых до этого никогда не видела.
— Меймур (чиновник), — сказала она о Цветане.
— Не суйся, а то прирежу, — освирепел башибузук и выхватил из ее рук сумочку.
Лала взвизгнула:
— Как ты смеешь?! Моего дядю знает сам визирь!
Дядя Стефан действительно часто ездил в Истанбул и у себя принимал турецких гостей.
Разбойник, ухмыльнувшись, выгреб из сумочки все, что там было:
— Славь аллаха, что брюхо тебе не вспорол.
Отряд пошел своей дорогой, а Лала забилась в истерике, повернув к Цветану словно бы сразу расквасившееся лицо в слезах, закричала:
— Оставь меня в покое! Иди своей дорогой! — и, увидев, что он медлит, крикнула еще пронзительнее: —Ты что, глухой?! Иди!
…Только месяца через два удалось Купарову пересечь румынскую границу. В Сербии, в городе Зайчаре, сформировал он болгарский отряд для борьбы с турками, а затем с остатками этого отряда пришел в Плоешти к Столетову. Генерал добился назначения Купарова командиром роты ополчения.
Сидя в палатке, штабс-капитан Купаров просматривал списки своей роты и делал пометки против некоторых фамилий:
Антон Болев — убит.
Киро Былков — ранен.
Петко Атанасов — представлен к награде (посмертно).
На этой фамилии Купаров задержался дольше. Как живой, стоял у него перед глазами слабенький, с продолговатой спиной, как у судака, неуклюжий Атанасов. Он ходил, смешно перекатываясь с каблуков на носки, словно бы промокая подметками землю. Припомнилась первая встреча с Петко еще в Плоешти, когда ополченцев обучали военному делу.
Петко был в роте поручика Живарева и, на свою беду, попал в руки свирепого, бездушного фельдфебеля Драченко, истязавшего ополченцев грубостью, придирками, унижениями.
Еще издали Купаров услышал крик Драченко:
— Шкуру сдеру! А ну давай снова: на пле-чо!
И опять у Атанасова получилось не так, как хотелось фельдфебелю. Тогда Драченко, схватив Петко за нижнюю губу, стал водить его вокруг себя, злобно приговаривая:
— Я тебя научу, сивряга! Баран! Узнаешь у меня! Видно, он разорвал губу ополченцу, потому что меж пальцев фельдфебеля потекла кровь.
— Прекратить! — подходя ближе, яростным шепотом потребовал Купаров.
Разыскав поручика Живарева, он рассказал ему о безобразной сцене, свидетелем которой оказался, и попросил наказать Драченко.
Живарев — хлыщеватый юнец с породистыми родинками на щеке и нагловатыми глазами — выслушал Купарова со скучающим выражением холеного лица.
— Во всяком случае, — сказал он надменно, — унижать своего фельдфебеля из-за какого-то булгарца я не стану… Значит, заслужил…
— Своим ответом вы оскорбляете и меня, болгарского офицера.
— Вы — русский офицер. Но, помяните мое слово, ваши храбрецы разбегутся при первом же выстреле.
Сегодня Купаров напомнил Живареву эту фразу. Поручик, нисколько не смутился.
— Стоит ли вспоминать? — скривил он губы. — И потом, вы уверены, что уроки фельдфебеля не пошли впрок?
В такие минуты жалеешь, что нельзя всадить наглецу пулю в лоб. Будто в дерьмо наступил!
Купаров нервно передвинул портупею на узком плече.
Еще в Систово Цветан взял Атанасова в свою роту, а в Стара-Загоре этот юноша проявил себя как герой, и сам Столетов представил его к награде. Посмертно.
На пороге палатки появился капитан Бекасов. Цветан обрадовался приходу Федора Ивановича. Они познакомились в Систово, быстро и легко сошлись, безошибочно почувствовав общность взглядов.
Бекасову сразу понравился этот худощавый, быстрый в движениях болгарин. У него были темные бакенбарды и усы, ровный пробор каштановых волос, великоватые уши и какая-то особенная манера говорить — страстно, убежденно, вовсе не навязывая свое мнение, а лишь отстаивая его.
— Ты чем-то расстроен? — спросил сейчас Бекасов. — Неприятности?
— А! — безнадежно махнул рукой Цветан.
— Я помочь не могу?
— Не можешь…
Он рассказал историю Атанасова, с болью спросил:
— Почему так цепко зло? Лицо Бекасова словно окаменело: