Плюшки московские - страница 3

И вот два дня назад ситуация повторяется до смешного точно, только «сгорает» уже немного «бальная» (для баллов, даже нет — для денег уже, что хуже) вещичка «Парк Аттракционов». Можно было бы прийти в свой СЦ и попросить всё восстановить (может быть, получив скидочку как сотрудник), но это не наш — курьерский — метод… Не жаль мне ничуть этой пелевинско-михеевской мутотени на десять-пятнадцать страниц, способной привлечь десяток положительных («хороших») отзывов и в лучшем случае на данном этапе три сотни рублей, да и стимул теперь есть подумать и что-то поменять в своём творчестве. А менять пора. Как менять — мне подсказал Эдуард Лимонов, каким бы ни являлось противоречивым моё (не только моё) к нему отношение. Сегодня, кстати, приобрёл «труп дерева», говоря в терминах Дмитрия Кравчука (о нём тоже стоит пропеть отдельно), как раз с вещью Вениаминовича — это была «Книга мёртвых». До этого я прочёл примерно половину её в скачанном виде, теперь дочитаю в трупчато-бумажном. Причём купил в «Москве» — книжном, с которым у меня связаны особые воспоминания. Пожалуй, им в том числе и будет посвящена следующая глава.

А покамест отправимся дружно на пятилетие назад. Не сказать, чтобы в четвёртом году я только начинал. Уже были фэнтезийные и фантастические рассказы; «металлические» тексты — стихотворные произведения; почти оконченное монументальное постмодерн-полотно «Пляска смерти» («Пляску» писал ровно год, но на Прозу она попала в сильно «урезанном» виде, что свидетельствует о том, как я тогда плохо знал жизнь, раз даже стеснялся собственного творчества, в объективной ценности которого, впрочем, был всегда уверен… Уверен до сих пор, но лишь когда не пишу с мотивацией в денежно-балловом виде) и некоторые другие плоды юношеского максимализма, часть из которых, как водится, послужила строительным материалом для более поздних вещей. И всё же я склонен рассматривать (а в дальнейшем и отмечать) эту дату — 10 октября 2004-го года — как поворотный пункт. Тогда я начал рассказ «Вторжение с Тастубартии» как повествование от первого лица. Потом взыграла скромность: переделал личное «Я» в отстранённый взгляд на героя — «Он». И вот маятник с периодом колебаний, равным пяти годам, качнулся вспять! Надолго ли?.. Время всезнающее готовит ответ, а я за героем и автором Эдички предстаю едва ли не впервые таким, каков я есть, не скрываясь за сюжетом… Яркая, безгранично энергичная личность Лимонова оказалась тому виной. Что ж, за последние пять лет я понял, что считаю важным, и научился способу поведать другим об этом.

Глава 2. Виктор Сорокин

Помню, как-то, ища видео с Владимиром Георгиевичем Сорокиным на youtube.com, я наткнулся на, как мне тогда показалось, интересный материал под названием (не исключено, что чуть ошибся с названием — сейчас этого видео найти на сайте не могу) «Рецензия на роман Виктора Сорокина». Почему-то сперва я не обратил внимания на другое имя, включил воспроизведение и приготовился воспринимать информацию. Мужик леттридцати с небольшим, более всего похожий на завсегдатая алкоголик-party и менее всего на интеллектуально развитую личность, этакий рубака-паренёк, рассуждал на экране монитора о романе Владимира Георгиевича «Роман». В своём монологе рецензент с завидным упорством называл почему-то писателя Виктором. Я тогда подумал, что эту досадную ошибку господина N вызвал неизбежно подсознательно всплывающий в памяти, когда речь заходит о современной русской литературе, Пелевин. А может быть — кто ж его знает? — у него были и личные причины так Сорокина именовать.

На «Ютубе» я, как и почти везде, значусь в комментариях как “Metbrother”, только в «Ютубе» ник имеет вид “Metbrother22”, поскольку ник без индекса уже кем-то занят. Не знаю, как придумывали себе ники омонимичные мне Метбратья, мой же — простое сокращение от “Metal Brother” под влиянием «Мановара» с намёком на игру слов («метбразер» — «медбрат»). Просидев в сентябре 2005-го над созданием одноимённого ЖЖ-аккаунта несколько минут, ничего лучшего не родил. Года четыре назад на открытом тогда ещё pelevin.ru я зашёл на какой-либо вообще форум впервые в сетевой части своей жизни, но, прочитав чьё-то приветствие (“Metbrother, здаорв! ”), чего-то испугался и слинял. «22» — магическое число, его свойства открыл мне мой родной брат. Теперь я пишу его, даже чтобы отмечать текущую строчку электронных рукописей, в том числе и этого произведения — о моих суевериях смотри соответствующую главу. Сначала я хотел оставить такой комментарий на упомянутое видео: «Виктор Сорокин и Владимир Пелевин?», но желание написать что-нибудь исчезло, едва я досмотрел материал до конца. Как и «Роман» Сорокина, рецензию господина N можно разбить на две не связанные между собою части (это рецензент полагал, что роман можно так рассматривать, я же считаю это попросту непозволительным). В первой господин N в меру своего более или менее куцего интеллекта расхваливает мастера концептуалистического элемента за такой «несорокинский» роман. Поёт дифирамбы с энтузиазмом истинного поэта царству реализма, наследующему лучшим традициям классической русской литературы (и правда наличествующему при поверхностном взгляде на произведение) на страницах романа до, вроде, четыреста тридцать шестой — разумеется, не в таких терминах, но суть именно такая. Во второй части «рецензии» парень переходит от слов к действиям, подражая этим жизненному пути Лимонова — злобно рвёт книгу: напрочь ломая стройную концепцию «Виктора» (не думаю, что я способен оценить её во всей её глубине, но ключ к пониманию её части мне даёт знание ветхозаветного стиля), выдирает страницы с материалом для нездоровых, на его взгляд, людей, и обязуется презентовать вырванное любому желающему, приглашая писать к нему в «личку». Господин N гордо смотрит с экрана, думая, что служит искусству. В действительности же такой подход является обывательским и подлинно некрофильским разом — в отличие от содержания книги. Смерть, потрошение трупов у Сорокина — это чистой воды игра, постмодерн. Господин N издевается над трупами деревьев, срывая и выбрасывая спелые плоды живой мысли. Думая повы*бываться и заодно опровергнуть «ненормальную» часть книги Сорокина, господин N сам является её лучшей иллюстрацией, точнее — не самой её, но лишь её самоограниченной погребением во сне разума и, думаю, алкоголя трактовки. Может, нет — даже должен возникнуть вопрос: с чего это я пишу о столь незначительных людях? Прежде всего, такие лица характерны для нашей с вами замечательной эпохи. Не считая прямого отношения к заявленной в названии главы тематике, заранее не известно, что и когда окажется более значимым, а что менее, тем более — для кого. Плюс к этому на подобных примерах хорошо видна зашоренность мозгов — неспособность, наверное, большинства бегущих по кругу карусели жизни адекватно воспринимать что-либо новое: люди матереют в своём мировосприятии и ограничивают искусственными рамками имманентно бесконечные внутренние Вселенные; агрессивное в непримиримости отстаивание собственных эстетических, вообще — каких угодно позиций ставит жирную точку на пути духовного развития. Только демократия постмодерна способна как минимум вызвать сомнение в непогрешимости собственного мнения, и именно поэтому чувствующие собственную уязвимость люди являются столь активными его противниками. К их глубокому сожалению, постмодернизм так же неуязвим, как и неисчерпаем. Эта глава посвящена творчеству современных лидеров отечественного постмодернизма — Виктору Олеговичу Пелевину и Владимиру Георгиевичу Сорокину. Даже не самому творчеству, а его месту в моей жизни.