По одну сторону горизонта - страница 7
И гудит над рекой пароход.
В день осенний под зонт
Карусельный вскочу,
На зелёного сяду коня.
И куда пожелаю,
Куда захочу,
Унесет он по кругу меня.
Можно выпить вина,
И каштанов купить,
И уплыть по течению лет…
Только трудно в Париже,
Мой друг, накопить
На обратный трамвайный билет.
«Поехали в Лондон!.. Там нежные сети…»
Регине
Поехали в Лондон!.. Там нежные сети
Осенних предместий, и климат — проказник.
Поехали в Лондон, там чудные дети
Подруги, творящей из воздуха праздник.
Поехали в Лондон. Там дождь и прохлада,
И плечи к прогулке укутаны шалью.
И я, покупая блины с шоколадом,
Калории счастья себе разрешаю.
Сентябрьский воздух, как яблоко, сочен,
У выпечки запах корицы и сливы.
Поехали в Лондон!.. Он чопорно точен,
И жители вежливы и не крикливы.
Под лёгкою курткой мурашки по коже.
На клумбе ромашки, невовремя вроде.
Я в парке английском случайный прохожий,
Я радуюсь пасмурной этой погоде!..
Поехали в Лондон!.. Захватим пуховку,
Билеты и сборы для нас не обуза.
Уже угощение ставит в духовку
Моя современная нежная муза.
Тарантелла
Кто это там идёт в толпе
С улыбкою довольной?..
Как Папа Карло, деловит,
И весел, и лукав.
И в брызгах солнечных лучей
На площади Навона
В ладу с величием руин
Его беспечный нрав.
Мы вместе с ним глядим на Рим
Из утренней кантины,
Нам итальянский по плечу
И русский нипочём!
И наши души веселят
Пирожное с малиной
И гладиатор на углу
С пластмассовым мечом!
А у кого ещё жена
Прелестна, как фиалка,
Нежна, как белый креп-жоржет,
Изящна, как лоза?
Ах, рядом с женщиной такой
Цветёт любая палка,
Поскольку ярки, как цветы,
Анютины глаза!..
Переплетаются века,
Как ремешки сандалий,
На декорацию похож
Дырявый Колизей.
Карабинеры на мосту
И Цезарь на медали —
Оживший китчем и дождём
Истории музей.
В пустом кафе официант
Зовёт дружка: «Джакомо!..»
И улыбается не нам,
Но нам приносит счёт.
А время катится легко
И тикает знакомо,
А мы, до крошки всё доев,
Уже хотим ещё!
Кто это там идёт в толпе?
Четыре Буратины.
А город набирает темп
И поправляет грим.
Нанизаны на улицы,
Как бусы, магазины,
Где начинает новый день
Бурлящий рядом Рим!..
«Как пронзительно сини его глаза…»
Как пронзительно сини его глаза,
В них ультрамарин отражает яхты.
Я взгляну и выдохну тихо: «Ух ты!»
И на шаг отступлю назад.
Но уже не смогу от него уйти,
Остановлена тёмным его магнитом.
И под ветром, летом до дна залитым,
Я застыну в его сети…
Будет день, и, от ярости ошалев,
Я приду к нему, и грозя и споря.
Но меня обнимет безмолвно
Море.
И во мне растворится гнев.
В самолёте
Я в наушниках слушаю Эллингтона
В самолёте, летящем в Мадрид.
Сборы нервные вспоминаю сонно
Под неровный моторов ритм.
И думаю: вот ведь какая штука —
Лето, прошлый век, утомлённое ретро,
Я лечу в самолёте и слушаю Дюка,
И медовы звуки, как губы ветра…
Рядом спят соседи, ползёт столетье.
Пятьдесят шестой год. В Ньюпорте — полдень.
И в нагретой меди мелодий этих
Время кажется медленным, нега — полной.
Я сижу и думаю: вот улыбка
Открывает в дороге другие души!..
Вывод правилен, но обобщенье зыбко:
Равнодушие в Russia воспримут лучше.
Высота семь тысяч, чего — не помню.
Стюардессе можно в модельный бизнес.
Облака внизу. И сейчас легко мне
Улыбаться с неба чужой отчизне.
Но в Ньюпорте полдень и запах сосен,
Океан спокойный и ветер гладкий…
И покорны волны, и скоро осень.
Пристегнуть ремни.
Пять минут до посадки.
Шварцвальд
Колюч и грузен чужой язык
И крепок чудесный грог…
Приветлив к путникам разных лиг
Гостиничный погребок.
Копчёный окорок, острый сыр,
Вина золотого блик.
Очаг на время, простой трактир —
К усталым ногам привык.
Здесь розов башенных стен кирпич,
И густ колоколен звон.
Лубок раскрашенный, но не китч —
Гравюра других времён.
А семь пробьёт на больших часах,
И ставни прикроет бар.
Всем на прощание: «Гуте нахт»,
А может быть, «Бон суар».
Давай же выпьем за то, чтоб так
И плыть нам, покинув док.
Пока хранит нас во всех портах
Нестрогий дороги бог.
Гулять по миру, что вечно нов
И нас никогда не ждёт.
Всем на прощанье: «Хороших снов»,
А может, «Лехитраот».
Часть III
Самолётная перспектива
стихи-песни
Голубка
Талечке
Знаешь, всё останется с нами.
Верба распустилась в бутылке.
Мы навечно ранены. В раме —
Мама с папой. Там, на развилке,