По одну сторону горизонта - страница 8

Человек дождя, с бледной кожей,

У него глаза — в тон сирени.

Он сидит с другом, но, похоже,

Он живёт в другом измереньи.

Человек дождя — друг мой старый.

Он большой гурман и насмешник…

Но за ним тучи ходят стаей,

И ему смешон климат здешний.

Пузыри в окне и на луже,

А зима нежна и ненастна.

Он поёт не мне, он простужен.

Он глядит

В небо.

И, может, оттого

Ты слушаешь его,

Глаза прикрыв,

И слышишь капель дрожь.

Горяч его очаг,

А на его плечах,

Как плащ, стареет дождь…

Он курит свой табак,

А на его губах

Горька улыбка.

А в глазах вина.

Ему кричат «браво!..»

А женщина его

Летит в Париж одна.

Мимо рынка и духана,

Где приправы пахнут пряно,

На сверкающем сигвее

Едет юноша-хасид.

Взор его сугуб и светел.

Развевает пейсы ветер…

А над улицею летней

Дымка знойная висит…

У него кипа под каской,

У него душа под маской,

У него на всё подсказка —

В книге главной на земле.

Он летит, прямой и чёрный,

Гордой птицею учёной.

Он на белом на сигвее,

Как на белом на осле!..

От жары почти растаял

В небо вросший город старый.

Блудных кошек бродят стаи,

И качаются дома…

Правят нами бестолково

Жажда славы, сила слова,

Злого знания оковы,

Зной и горе от ума.

Мы всё ходим друг за другом,

Кто один, а кто с супругом,

В напряжении упругом

И в тумане по земле…

А он летит, прямой и чёрный,

Гордой птицею учёной.

Он на белом на сигвее,

Как на белом на осле.

Ах, подари мне веру, мой единоверец!..

Я мал, как заяц, и зол, как перец…

Я глуп, как маленький щенок,

Ах, если б я поверить мог,

Была бы ноша мне легка уже давно…

Но я в неведеньи пока, и мне темно.

Он, верно, инопланетянин.

Может, юпитеритянин, но пришелец, чёрт возьми.

А мы опутаны сетями и наполнены страстями

и не поняты детьми. Дрожит переплетенье нитей,

и комедия, взгляните, — повторяется века. Но вот горит

предохранитель, на мерцающем граните замыкается

строка.

Он, верно, даже гуманоид.

Не кивай на паранойю, я же вижу, он чужой. А мы, как

бабочки в альбоме, сжаты в божеской обойме, схожи

телом и душой. А мы — молекулы в потоке, но в белковой

массе только видно общие черты и отклонения орбиты.

А подробности убиты, и потребности просты.

Все суеверия и знаки,

притяжения и драки — тень атаки пустоты. Мы

предсказуемо жестоки, точим мелкие пороки, прячем

кроткие черты. Но валит снег, и из трамвая виден мост

и мостовая, занесённая пургой… А эти инопланетяне, эти

юпитеритяне надоели, дорогой.

Он, верно, инопланетянин.

Эти юпитеритяне — странный всё-таки народ. А мы

в заснеженном трамвае, света капсула живая по

лыжне скользит вперёд. А мы качаемся по кругу,

прижимаемся друг к другу, обнимаем облака. Пока хранит

предохранитель, на мерцающем граните не дописана

строка.

Мимо глядишь растерянно,

Дав догореть лету.

В темени, что до темени,

Места тебе нету.

На поводу, не по воду,

Ходишь, глаза прячешь

И по любому поводу

Плачешь, опять плачешь…

Он не тобою мучится

И не тебя помнит.

Есть у него попутчица

По темноте комнат,

Есть у него рассказчица,

Та ещё жар-птица…

То-то тебе и плачется,

То-то и не спится…

Склеишь судьбу не очень-то

Глупою мечтою.

Кто бы он ни был, доченька,

Слёз твоих не стоит…

Боль-то баюкать нечего,

Боль голодней волка.

Что там с любовью нежничать,

Нет от неё толка.

Когда я уйду,

Заплачет каждый о себе. И пусть

Рассвет покажется размыт и пуст.

И сердце, выдохнув грусть,

Собьётся с ритма.

Ангелы вдруг

Ко мне слетят из мрака с нотами в руках —

Два негра в белых фраках. И на облаках

Только для вас

Мы будем петь джаз.

Когда я уйду,

Ни на минуту не замрёт поток.

И Бог на счётах подведёт итог.

Но слёзы в ваших глазах

Его направят руку.

Мой коллектив —

Два негра в белых фраках, словно негатив,

Едва коснутся клавиш, душу в рай впустив.