По следам «Турецкого гамбита», или Русская «полупобеда» 1878 года - страница 42

. В половине двенадцатого 9 (21) августа на шипкинские позиции прибыли роты Брянского полка. И только около 18 часов 11 (23) августа вторыми седоками на казачьих лошадях показались первые 200 человек 4-й стрелковой бригады[236]. Защитники Шипки воспрянули духом. А ведь ложное и трусливое сообщение генерала Борейши могло привести к гибели весь шипкинский отряд.

На сей раз, если верить дневнику Газенкампфа, реакция главнокомандующего была достаточно жесткой: он телеграммой приказал «немедленно удалить Б. (Борейшу. – И.К.) от командования бригадой и выслать из армии»[237]. Но фактически генерал Борейша за свою трусость и нераспорядительность «пострадал» ровно настолько, насколько и генерал Пузанов: он был уволен «в отпуск по болезни на 11 месяцев с зачислением в запасные войска»[238].

В ходе шестидневных кровопролитных боев, с 9 (21) по 14 (26) августа, русские и болгарские защитники Шипки покрыли себя неувядаемой славой. Но, как справедливо заметил Куропаткин, эти бои также показали, «к каким подвигам мужества способны турецкие войска»[239]. «Нельзя не удивляться железной энергии Сулеймана и беззаветной храбрости его войск, – писал Газенкампф, – хотя эта фронтальная атака – верх нелепости»[240].

Цена этой «нелепости» была очень большой. По данным Сулеймана-паши, переданным в Константинополь, за первые четыре дня боев потери его армии только убитыми составили 5000 человек, о количестве раненых он умолчал. По данным же Радецкого, за время боев на перевале у Сулеймана «выбыло из строя около 10 000»[241]. А по оценке Херберта, ситуация представлялась просто катастрофической: «турки потеряли 17 000 из 30 000»[242].

Сведения о больших потерях Сулейман-паша передал в столицу 12 (24) августа, когда для зашитников Шипкинского перевала опасность быть выбитыми с занимаемых позиций практически миновала. Миновала?.. Стоп! Но ведь это ясно сегодня, с точки зрения осведомленного обозревателя прошлого. А тогда? Думали ли так защитники Шипкинского перевала и их командиры?

К исходу 12 (24) августа в оценке положения дел на Шипке как со стороны русского, так и турецкого командования стала складываться весьма любопытная ситуация. Обе стороны считали, что стоят на пороге самого опасного для себя развития событий.

Русские позиции на Шипке с трех сторон охватывались превосходящими силами противника и простреливались его ружейным и артиллерийским огнем. Более того, турки держали под постоянным прицелом дорогу на Габрово, по которой на перевал прибывало пополнение, осуществлялась доставка боеприпасов, продовольствия, воды, вывоз раненых и убитых. По данным, сообщенным Радецким главнокомандующему, потери защитников перевала с 9 (21) по 14 (26) августа составили убитыми и ранеными: 3500 человек нижних чинов и более 100 офицеров[243]. Потери резко возрастали, когда русские увлекались контратаками, и были весьма незначительны при глухой обороне.

Через четыре дня после начала наступления войск Сулеймана русское командование ожидало уже не столько продолжения его лобовых атак, сколько действий в обход шипкинских позиций при одновременных ударах со стороны войск Османа и Мехмеда-Али. В сообщениях из Лондона, доходивших до штаба армии, даже говорилось, «что русских войск мало, что повторится Седан»[244]. Во многом поэтому Радецкий посменно держал на Шипкинском перевале «только часть войск, а 14 батальонов расположил уступами позади для противодействия обходу и полному охвату»[245]. Помимо этого, штаб армии стал стягивать в район Габрово – Сельви те части, которые ранее предназначались для новой атаки Плевны. Третья попытка выбить Османа-пашу из этого города откладывалась. Как писал Газенкампф, командование русской армии тогда было озабочено решением только одной задачи – как «употребить все усилия, чтобы сбросить Сулеймана с Балкан; а если не удастся, то хоть удержать свои позиции»[246].

Отражением этих настроений и явилась телеграмма Радецкого, направленная главнокомандующему 14 (26) августа. В ней говорилось: