По таёжным тропам. Записки геолога - страница 41

Я подробно расспрашивал Сивцева о характере рельефа и гидросети в верховьях Аян-Уряха, о его притоках, о тропах, кормах, проходимости и прочем, что давало возможность составить какое-то представление о совершенно незнакомой местности, где нам предстояло работать. Мы разошлись довольные друг другом.

Утром мы осмотрели лабаз нашей партии, расположенный недалеко от жилья Сивцева. Количество продуктов показалось мне вполне удовлетворительным, но способ хранения совершенно недопустимым. Лабаз был устроен около торной конной тропы, так что всякий проходящий имел полную возможность заглянуть в него и взять все, что понравится. Около лабаза в живописном беспорядке лежали приготовленные к отправке мешки, ящики и кульки. Рядом белела палатка, но людей не было видно.

Пока мы осматривали лабаз и возмущались царившим вокруг беспорядком, подъехали два якута, присланные Гавриловым за приготовленным грузом. От них мы узнали, что лагерь его находится километрах в 20 от устья Эелика. С ними мы и отправились в путь.

17 июля, после 38-дневного пути, мы добрались, наконец, до лагеря Гаврилова, расположенного в устье ручья Кону-Урях. К сожалению, Гаврилова мы не застали — он ушел в трехдневный маршрут. Его помощник — прораб Дронов проводил шлиховое опробование очередного притока Аян-Уряха и должен был вернуться вечером. Ждал я его с большим нетерпением, рассчитывая получить первые надежные сведения о перспективности района, который, судя по моим беглым — наблюдениям, в золотоносном отношении не представлял ничего интересного.

Разбив рядом свою палатку, я стал знакомиться с общим характером организации быта в партии, которую мне предстояло возглавить. Эта организация мне пришлась явно не по душе. Начальство находилось на работе, а в палатках сидело трое толстомордых здоровых парней, которые целый день ничего не делали, развлекаясь борьбой, рассказыванием похабных анекдотов и уничтожением продуктов.

Публика эта встретила наше появление явным неодобрением. К вечеру прибыл Дронов — молодой парень, теоретически хорошо подкованный. По сравнению с ним Алексей Николаевич, несмотря на свой почтенный возраст, казался приготовишкой.

У Дронова имелась схематическая карта верховьев Аян-Уряха, составленная им по расспросным данным, полученным от местных жителей. Я показал ему свою аналогичную карту, после чего мы пришли к заключению, что такими картами можно пользоваться только в случае крайней необходимости.

В части геологического строения района Дронов не мог мне сказать ничего определенного, поскольку эту работу проводил Гаврилов. Что касается шлихового опробования, то в отношении золота дело обстояло неважно, но зато имелись признаки оловоносности во многих притоках Эелика и Аян-Уряха.

В ожидании Гаврилова я решил провести маршрут в сторону большого ручья Курбелях, находящегося километрах в 5 выше Кону-Уряха и впадающего в Аян-Урях — так гласила наша карта-схема. Успенский вместе с промывальщиком Кулешом должен был направиться туда с утра и, поставив палатку, приступить к опробованию.

Семен Кривошапкин завьючил трех наших коняг, и маленький отряд отправился в путь.

Мне пришлось задержаться на базе для более обстоятельного ознакомления с материалами Дронова, чтобы составить себе более или менее отчетливое представление о положении дел, в партии. Освободился я довольно поздно и бодро зашагал по направлению к Курбеляху.

Свое ружье я отдал Успенскому, поскольку, по словам Дронова, район исключительно беден зверем и дичью.

Курбелях оказался не в 5, а в 18 километрах от лагеря Гаврилова. До его устья я добрался только к 7 часам вечера. Палатки около устья не оказалось.

Километрах в трех выше по Аян-Уряху, на той же правой стороне, виднелась отчетливо выраженная долина какого-то большого ручья.

Подумав немного, я решил дойти до него — чем черт не шутит? Быть может, Успенский не заметил Курбеляха и прошел дальше, тем более, что ему было дано твердое задание подняться вверх по Аян-Уряху до первого правого ручья, длина которого будет не менее 15 километров, и там остановиться лагерем.