По Тунису и Ливии - страница 14

В Кайруане мы не боимся заблудиться — город невелик и спланирован четко. В единственном кинотеатре (на вывеске значится — «Париж») идет какой-то египетский боевик. Вестибюль завешан старыми рекламными плакатами, засиженными мухами. У окошечка кассы — ни души.

В маленькой гостинице, рассчитанной всего на тридцать шесть постояльцев, мы не ждем никакого комфорта, хотя она и носит громкое название: «Сплендид-отель». Зато нас здесь потчуют настоящими национальными блюдами.

В оазисе близ города Габес

Как приступиться к ним, не всегда ясно. Подали нам сочные зажаренные в масле пирожки, похожие на чебуреки. Разрезаешь один, и на скатерть брызжет яичный желток. Это называется брик. Угощали нас жареной птицей с вареными огурцами и пахучими кореньями. Пробовали мы нечто вроде плова, но не из риса, а из какой-то особой крупы, похожей на саго.

Жарко ли в Кайруане? Стоял конец сентября, а термометр показывал в тени плюс 33 градуса, на пять градусов больше, чем в столице. Днем никуда не спрячешься от палящих солнечных лучей, а ночью, если прислушаешься, доносится заунывный вой шакалов: сразу за чертой города расстилается безлюдная пустыня.

Шакалам здесь раздолье и простор…

Вы, очевидно, помните фильм итальянского режиссера Джузеппе де Сантиса. В нем бушевали человеческие страсти: люди любили, страдали, боролись с несправедливостью. Одного не было на крутых склонах глухой деревушки Калабрии или Сицилии, поросших оливковыми деревьями, — мира и счастья. Потому и картина называлась подчеркнуто сурово: «Нет мира под оливами».

И вот бегут, мелькают мимо нас оливковые рощи земли тунисской. Италия отсюда близко. От крайней точки североафриканского берега до Сицилии через Тунисский (или Сицилийский) пролив — всего-навсего 150 километров. И оливковые деревья здесь точно такие же, как в Италии. Но чувствуют они себя тут вольготнее, хотя климат Туниса более суров. За ними ласковее ухаживают, их холят, оберегают. Потому что это государственное, национальное богатство.

«Оливковое дерево священно», — говорят тунисцы. Мы поинтересовались: «Почему?».

Объяснение оказалось чрезвычайно простым. Оливковое масло горит. Оно дает свет. А огонь в древности всегда почитался как святыня.

Тунисцы очень бережно относятся не только к плодоносящим, но и к любым деревьям. Ведь они дают тень и прохладу в знойный день. А если дерево умирает, оно, сгорая, согревает холодными ночами кочевников. Когда весело пляшут огоньки костра, становится не только телу теплее, но и веселее на сердце.

Есть в Африке деревья, которые приносят человеку питательные, вкусные плоды. Кожура от плодов идет на корм скоту, ветви служат строительным материалом. А есть деревья и кормильцы, и труженики. Это эвкалипты. Они помогают людям, осушать земли, делать их плодородными.

Незадолго до нашего приезда по всему Тунису отмечался день деревьев. Это традиционный, ежегодный праздник. Отличается он от других торжеств тем, что, встречая его, люди не усаживаются за стол с яствами и напитками, не надевают праздничных нарядов. Они берут заступы, оборачивают мешковиной нежные корни молодых саженцев и отправляются за «околицы» — на пустыри и полянки, к обочинам дорог. Каждый взрослый должен посадить в этот день хотя бы одно деревце.

— Сколько же было высажено на этот раз? — спросили мы у Амади, проезжая молоденькую рощицу.

— Около двух миллионов деревьев, — ответил тот.

Позже мы не раз еще увидим оливковые плантации и финиковые рощи. Но эта цифра — два миллиона посадок в один день! — нас потрясла.

Тунис — страна земледельческая. Сотни, тысячи лет поля, сады и плантации возделывались здесь примитивными орудиями. Тянулась по пашне соха за впряженным в нее верблюдом. Вручную ухаживали за посевами, размалывали зерно, косили траву, стригли шерсть.

Сжатую серпом пшеницу молотили на току джарушей — широкой, толстой доской из дерева, утыканной гвоздями или осколками острых камней. Джарушу иногда заменяла каррита — каменный каток, который выбивает зерна из колосьев…

Так писал Поль Себа, профессор тунисского лицея Карно, чья монография об этой стране издана в Париже и 1951 году. Многое ли изменилось с той поры?