По волнам жизни - страница 11

стр.

Каким коротким оказался этот период его жизни, как быстро пробежали дни! Так же быстро, как эти волны, догонявшие друг друга, чтобы никогда не возвратиться…

Он проводил их взглядом и внезапно почувствовал облегчение: там, на горизонте, где волны сверкали, утопая в лучах солнечного диска, сквозь легкую завесу тумана, постепенно теснимого светом наступающего дня, виднелись голубоватые горы Албании. Да, именно в тот самый миг, когда он заметил вдали берег своей родины, все воспоминания о прошлом отступили куда-то назад, исчезли, словно в запертом сундуке со старым хламом, и совсем иные мысли уже зароились в мозгу, побуждая покончить навсегда с прошлым и покориться своей судьбе.

Он возвращался к себе домой, завершив университетский курс наук, и думал теперь о том, куда его могут назначить на работу. Бурная жизнь Парижа, поражавшая стремительностью и разнообразием, вытеснялась картиной монотонной и вялой жизни страны, где он родился и вырос. Так, клокоча, отступает от берега после недолгого прилива огромная бурлящая волна, оставляя за собой только тонкую полоску крошечных пузырьков пены, да и те постепенно лопаются и исчезают совсем. Высокие горы Албании, неясно голубевшие на горизонте, напомнили ему прекрасные стихи Наима{3}, и тут же любовь к родине и тоска по ней вытеснили из сердца беззаботную и веселую парижскую жизнь и вернули его к действительности, к которой предстояло отныне привыкать. Там, на родине, его ждали родители, товарищи, друзья. Они встретят его с радостью. Только в родных местах человек чувствует себя по-настоящему дома. Всюду встречаешь людей, которые знают тебя и приветливо раскланиваются. Только в родных местах испытываешь чувство, будто каждый булыжник на мостовой — все равно что твой знакомый, в то время как там, в Париже, он чувствовал себя крошечной каплей, затерянной в огромном людском океане, не утихавшем никогда — ни днем, ни ночью.

— Где сосна взросла, там она и красна, — много раз говаривал ему отец, и только на чужбине он сумел по-настоящему понять всю справедливость этой народной пословицы.

Между тем лицо Клотильды, совсем еще недавно неотвязно стоявшее перед глазами, уже затянула толща игривых вод. Волны увлекли образ ее за собой, а на месте, где парижанка исчезла, внезапно открылась бездна — огромная и мрачная. Из лона этой бездны выплыло другое женское лицо или, вернее, множество женских лиц, совершенно ему незнакомых, никогда и нигде им не виданных. Они вынырнули, всплыли наверх и затем слились в одно уродливое женское лицо (откуда он взял, что оно непременно уродливое?!), это было лицо той девушки из Гирокастры, которую звали Хесма. Он ее никогда не встречал, хотя его и обручили с ней заочно три года назад, чтобы по возвращении женить.

Лязг якорной цепи заставил его вздрогнуть и прийти в себя: судно входило в гавань Дурреса и причаливало.

2

Исмаил Камбэри, двадцати двух лет, возвращавшийся в тот день пароходом на родину, был сыном Хасана Камбэри, мелкого чиновника из министерства финансов. Мулла Камбэри, отец Хасана, в юности учился в медресе, которое к той поре открыли в Гирокастре. Когда он его окончил, отец решил отправить Муллу в Стамбул, в медресе высшей ступени, и для этого взял 50 лир в долг у своего родственника, пообещав вернуть деньги, как только сын завершит учебу и получит работу.

И отправился Мулла Камбэри в Стамбул, закончил медресе высшей ступени, стал учителем теологии в среднем духовном училище, а немного позднее получил место помощника кади{4} в одной из провинций Анатолии{5}. А так как эту должность можно было занимать не более двух лет, ему пришлось поехать в Стамбул за новым назначением. Его опять определили помощником кади, но уже в другой провинции империи.

Вот и началась бродячая жизнь Муллы Камбэри — то в ту, то в другую область Османской империи, то верхом, то в повозке — бесконечная вереница дней. Он побывал в Анатолии, в Дельвине, Эльбасане и Мидилии{6} — в те времена и Албания, и Мидилия находились под властью Османской империи.

Итак, Хасан Камбэри родился в семье скитальцев. С ранних лет он проявил себя живым и умным ребенком. Через несколько дней после его появления на свет, а это произошло в Гирокастре, отца назначили кади в Адана