По волнам жизни - страница 12

стр.

. Должно быть, первый мальчик, которого подарила ему жена после трех девочек, принес им удачу, так как именно тогда отец получил повышение в должности. Неудивительно, что Мулла Камбэри очень полюбил малыша и взял вместе с матерью в Адана. Здесь Хасан отучился в начальных классах рюшдийе{8}, занимаясь еще с отцом арабским и персидским языками. Мулла Камбэри, как в свое время его отец, не хотел оставить сына без высшего образования и, экономя во всем, послал в Стамбул обучаться в университете юриспруденции.

Обладая живым умом и хорошими способностями, Хасан Камбэри, конечно, успешно одолел бы науки, несмотря на скудные средства, если бы еще на школьной скамье его не увлекла бурная волна патриотизма. Она и заставила его вернуться в Албанию сразу после младотурецкой революции{9}, а когда сформировалось первое национальное правительство во главе с Исмаилом Кемалем{10} — трудиться ему во благо.

Охваченный пламенной любовью к отчизне, сбросившей наконец пятивековое ярмо, он, чиновник одного из отделов министерства финансов, взялся за дело с такой же страстью и усердием, как многие другие патриоты, жертвовавшие своим благополучием, а то и жизнью. Здесь, в министерстве, ценились толковые работники, и Хасан радел во имя той Албании, которой отдали сердца и вдохновение пламенные патриоты Рилиндье{11} — Наим Фрашери и его сподвижники. Они жили на порабощенной земле или страдали на чужбине, мечтая увидеть дорогое отечество свободным — равным среди равных. И вот этот день наступил. Албания завоевала независимость. Красное знамя с черным двуглавым орлом свободно полыхало в синем небе его родины, омытой кровью героев, и Хасану не приходилось больше слышать слов «грязный арнаут»{12}, так унижавших его в Стамбуле.

Приехав в Албанию, Мулла Камбэри решил подобрать подходящую невесту своему любимчику Хасану, которого он опекал как мог. Тот уже стал настоящим мужчиной, и откладывать женитьбу не следовало.

Кто только не приходил к тетушке Хатике сватать Хасана, сына Муллы Камбэри, юношу из хорошего дома и с хорошим воспитанием! Свах засылали из Маналати, Дунавати, из Цфаки. О лучшем женихе и мечтать не могли матери подраставших невест! Каждая сваха входила в дом жениха, одетая, как того требовал обычай. На ней были кашемировые шаровары и муаровое энтари{13}, украшенное черной тесьмой и вышивкой. Откинув с лица покрывало, она доставала черный головной платок, который держала сложенным под мышкой, расправляла на нем бахрому, надевала на голову и направлялась в гостиную. Там у тетушки Хатике все ласкало глаз уютом и чистотой: аккуратно размещенные у стен миндеры{14}, покрытые белоснежными шкурами, отороченные кистями нарядные кружевные занавески на окнах, а посредине — стол, застланный красивой скатертью. Поздоровавшись с хозяйкой дома, усевшись поудобней на миндере, сваха сообщала ей, что зашла только на несколько слов, но, во имя аллаха, с уговором: сказанное должно остаться в этих стенах. И тут она, вскочив, выпаливала, что у нее есть на примете невеста, и, назвав ее, втыкала в миндер иголку, «чтобы сватовство сладилось». Тетушка Хатике слушала женщин с улыбкой, гордая и счастливая, как всякая мать, сын которой у девиц на выданье нарасхват, но от ответа уклонялась.

— Хорошо, — говорила, — посмотрим.

И затем отказывала очередной свахе точно так же, как и остальным. Но однажды пришла к ней бабка Шемшо, и так уж она нахваливала Джемиле, дочку Миртезы-эфенди, что дальше некуда: и работящая, мол, и рукодельница, а уж собою-то так хороша — нет ей нигде ровни! Две косы черные как смоль, глаза большие с поволокой, над ними — брови дугой, и бела, и румяна, шея лебединая, стан стройный как тополь, смотришь — и дух захватывает.

— И ведь не только собою красавица, — не унималась бабка Шемшо, — а и шить, и кроить ловка; все она может, за что ни возьмется — все у ней спорится. Умелица, мастерица. Ко всякому делу ее мать приучила — и шить, и стряпать; хлопотунья, трудится рук не покладая — ни покоя, ни отдыха ей мать не дает. Да что говорить! А дом какой она тебе наладит! Нет ей ровни, ей-богу, ты меня знаешь, я врать не буду! Не забывай, Хатике, что хорошая невестка дом налаживает, а плохая — разоряет! Денно и нощно будешь меня благодарить за нее!