По волнам жизни - страница 14

— Убирайся отсюда, пустой початок!

Исмаил подхватил ругательство и повторял до тех пор, пока отец не услышал однажды и не отвесил сыну оплеуху.

В тот месяц, когда семья Камбэри переехала в Тирану, там начался рамазан. Во время рамазана горожане просыпались поздно, ходили по улицам лениво, с сонным видом, и на каждом шагу, приветствуя знакомых, прижимали руку к сердцу и произносили традиционное «эйвалла». Ни среди мусульман, ни среди христиан об этой поре не было видно курящих. Самую жаркую часть дня жители города проводили на улице, в тени оливковых деревьев — в Тиране в те годы росло их очень много. С приближением вечерней трапезы, ифтара, взрослые возвращались домой, на улицах встречались только дети. Маленькие мальчики и девочки выходили из пекарен с противнями и сковородами, полными теплых булочек и пшеничных хлебов, или несли в глубоких медных мисках, водруженных на подносы, кима — запеканки из фарша с яйцами — и высокие горы толстых блинов. После выстрела из пушки улицы около часа пустовали, так как взрослые отсиживались по домам за ифтаром, а затем опять заполнялись людьми, стекавшимися со всех концов столицы. Мужчины шагали медленно и чинно, с тростью в руке, а кое-кто теперь уже и с сигаретой в зубах{20}, направляясь в мечеть к вечерней молитве, и затем так же степенно шли в кафе, где сидели вплоть до сюфюра{21}. Женщины тоже выходили из дома, накинув на лица покрывала. Они семенили по двое или по трое, освещая себе путь слабым светом фонарей, легонько покачивавшихся от каждого шага. После вечерней трапезы мусульманки обычно заходили друг к дружке потолковать. А дети, почувствовав волю, словно спущенные с цепи дворовые щенки, резвились на улицах, пиная ногами камешки и гоняя их по мостовым. Мальчишки постарше играли в ашиков и дрались дубинками, защищая честь «друга» или «поверенного в тайны».

Каждый вечер после ифтара за Исмаилом заходил соседский мальчик Дзим Туфина, сын мастера, изготовлявшего национальные фески — келешэ{22}. Ребята очень дружили. Дзим был большой пострел и смельчак с отзывчивым сердцем, он отчаянно лупил тиранских сорванцов, бывало, обидно дразнивших Исмаила:

— Эй ты, тоск паршивый!{23}

Он заходил за Исмаилом, и ребята выбегали на улицу играть с другими мальчишками, прихватив с собой шарики на резинках.

Рамазан длился уже десятый день. Дзим пришел после ифтара, взял с собой Исмаила и еще нескольких друзей, и они направились в текке{24} Шеха Дьюзы посмотреть на дервишей рюфаи{25}, самозабвенно молившихся под приглушенные удары барабанов-таламазов. Через окошко текке, окруженной толпой любопытных, ничего нельзя было увидеть. Раздавались только глухие непрерывные удары и вздохи служителей дервишского ордена, такие глубокие, что казалось, они мучительно и тяжко испускают дух. Облепившим оконце зрителям приходилось довольствоваться созерцанием зеленой занавески, за которой, по слухам, рюфаи наносили себе в религиозном экстазе ножевые раны. Они пели, опьяненные собственным неистовством, и снова принимались себя истязать. Насквозь прокалывали себе щеки острием клинка, рассекали кожу живота и тянули свои песнопения, охая и стеная под навязчивые и сильные, как у турецкого барабана, звуки таламазов. Никто не видел самоистязаний рюфаи, никто не знал, правда ли то, что говорили о них. И все-таки люди шли сюда во время рамазана, толкались у окошка текке, надеясь хоть краем глаза увидеть их в молитвенном экстазе.

Исмаил очень жалел этих несчастных дервишей, которые так безжалостно уродовали себя клинком: сколько же крови они теряли! И зачем надо было себя истязать?

— Так велено в Коране.

— А что такое Коран?

Исмаил не знал, что это такое. Небольшую книжку в коричневом переплете, украшенном золотым тисненым орнаментом, — Мулла Камбэри купил ее за одну лиру в Стамбуле у вернувшегося из Каабы{26} паломника — он не раз видел в руках деда, а позже в шкафу, где бабушка хранила на память о покойном кое-что из личных его вещей, пока сама не покинула древо жизни так же внезапно, как и ее эфенди… Так вот, книжечка деда Исмаилу была по виду хорошо знакома, но он и не догадывался, что она называется Кораном.