По живому. Сука-любовь - страница 8

— Я… я… — Полина посмотрела на стойку регистрации, над которой уже вспыхнул номер ее рейса. — А что?

— Может, кофе бы попили где-нибудь в центре? — спросил Федор. — Соскучился я по тебе.

Неясно как, но Полина мгновенно поняла, что у него что-то произошло. Он почти никогда ей сам не звонит. Почти никогда никуда сам не приглашает.

— У тебя что-нибудь случилось? — спросила она.

— Да ерунда. С Милой расстался, — последовал мрачный ответ. — Она себе там нашла какого-то мужика на работе. Живут они рядом. Он ее возил туда-сюда, ну и вот. Сказала, что ей с ним надежней. Спокойно она себя чувствует. Пф!

— Да, конечно, давай встретимся, — пробормотала Полина, таращась на табло вылетов.

— У тебя когда перерыв? — Федор зевнул.

— У меня… — Полина посмотрела на часы. — У меня сейчас встреча отменилась. Думаю, через час можно где-нибудь в центре.

— Хорошо, давай в «Меланже»? Там сейчас открытая веранда во французском стиле. Тебе понравится.

— Договорились, пока.

Полина сложила телефон. Некоторое время смотрела в сторону стойки регистрации, а потом кинулась к кассам.

— Девушка, можно билет на Москву поменять? — дрожа от внутреннего напряжения, спросила она. — Где-то на полчетвертого, в общем, после трех?

— Сейчас посмотрю, — равнодушно ответила кассирша.

Есть в их работе все же что-то судьбоносное. Вроде шаманства. Посылают запрос в базу, а что оттуда придет — никто не в состоянии предсказать. Вот и получается: улетел — не улетел, встретил судьбу — не встретил.

— Есть четырнадцать сорок. Прилетает в Домодедово.

В голове Полины мелькнула мысль, что машина от фирмы выслана за ней в Шереметьево, встречать одиннадцатичасовой рейс. А значит, добираться из Домодедово ей придется либо на метро, либо на такси за собственные деньги.

— Х-хорошо, — кивнула она и решительно брякнула в металлическое блюдечко паспорт, деньги и старый билет. — Давайте.

— Пятьдесят процентов неустойка будет, регистрация уже началась, — все так же спокойно и равнодушно ответила кассирша.

— Да-да, ничего страшного, — пробормотала Полина, прикидывая, сколько денег у нее на карте.

Схватив новый билет, она бросилась вон из здания аэропорта.

— Полина! — раздался вдруг сзади оклик.

Борис Дмитриевич! Черт! Она начисто о нем забыла.

Полина обернулась.

— Что с тобой? — технический директор растерянно смотрел на нее. — Ты куда? Случилось что?

— Н-нет… то есть да! — Полина нервно задергалась из стороны в сторону, затрясла головой и замахала руками: — Потом расскажу! Я чуть позже полечу! Извините! — выкрикивала она, пятясь назад, а потом и вовсе бросилась бежать.

Выскочив на улицу, она кинулась к стайке таксистов, выкрикнув:

— До центра!

— Две тысячи, — нагло заявил ей потный мужик в шортах из плащевки, армейском жилете на голое тело и черных резиновых банных тапках.

— Давайте! За час только надо, как можно быстрей!

Полина нервно переминалась с ноги на ногу.

— Ну, это уж как получится, — заявил мужик. — Весь Московский сейчас забит…

Они пошли к машине, зеленой «Волге» со стеклами, тонированными почему-то в синий цвет. Вдруг сзади донесся крик:

— Полина!

Борис Дмитриевич бежал к ней, держа на вытянутой руке ее дорожную сумку.

— Ой… — Полина приложила руку ко лбу и глубоко вздохнула.

— Держи, — директор тревожно смотрел на нее, протягивая вещи.

— Спасибо, — пробормотала Полина, чувствуя, как краснеют ее щеки. — Спасибо, Борис Дмитриевич…

Тот кивнул, не сводя с нее внимательных глаз. Лицо его было хмурым, озабоченным и сочувствующим. Полина старалась даже не думать, какие предположения сейчас роятся в его голове.

Едва Полина села в машину — в нос ей шибанул мерзкий, жирный запах дешевого курева вперемешку с пивом и бензином. «Господи! Я вся провоняю, пока доеду!» — ужаснулась она. Испуг был настолько сильным, что по всему телу выступила холодная испарина. «Женщина должна пахнуть чистотой» — кажется, так Федор говорит… Но было уже поздно. «Волга» со скрежетом тронулась с места и покатила в сторону Пулковского шоссе.

— Я окно открою, — решительно заявила водителю Полина.

— Да пожалуйста… — фыркнул тот. — Вас же продует, не меня. Мне-то все равно.