По знакомым дорогам - страница 4
Рассказывали, что, уходя из сел, добро свое они зарыли от врага, сельскохозяйственные машины эвакуировали, а что не удалось отправить на восток, поломали, чтобы не служило фашистам. Урожай сожгли на корню и в скирдах. Я слушал, представлял себе, как горел на полях золотой украинский хлеб, и тяжело становилось на душе.
А еще мне рассказали, как распался отряд, для которого были созданы партизанские базы в Узруевском лесу, — я его хорошо знал, этот лес. Уже назначен был командир отряда. Он встретился с секретарем райкома перед тем, как начать подбор людей и формирование. По-партизански это обычно, и чаще всего так и бывает: сначала определяется командир, а потом уж он собирает себе отряд… Вместе с секретарем райкома пошли они обедать в столовую. Только сели за стол — налетели немцы, послышался свист бомб. После бомбежки обоих, тяжело раненных, с трудом извлекли из-под развалин. Их отвезли в Шостку. В тот же день в город ворвались немецкие танки. Некоторые из тех, кто намечал себе путь в Узруевский отряд, ушли теперь за Десну.
Я спросил: а почему туда? И мне ответили: вспомнили, что в восемнадцатом году там действовал отряд под командой Соколова. И сейчас слух идет, что за Десной появились партизаны, а командует ими Соколов, лихо бьют немца, хорошо скрываются. Нашли ли добровольцы отряд Соколова — неизвестно, говорят, никто не показывает, где он поставил лагерь.
Вернулся я домой в большой задумчивости и в большой растерянности — одновременно. Вспомнился мне документ, выданный Щорсом и до сих пор хранящийся у меня. Называется он почему-то смешно и торжественно: реляция. Вот его текст:
Салай-Соколов Михаил Гордеевич, член Повстанкома Новгород-Северщины и Глуховщины, организатор партизанских отрядов в Новгород-Северском уезде. Уже в мае 1918 года т. Салай руководил наступлением трехтысячного партизанского отряда на город Новгород-Северский… В результате деятельности отряда т. Салая противнику был нанесен значительный урон, подорвавший моральное состояние гайдамацких частей. Привлечено в ряды красного партизанского отряда большое количество добровольцев.
Т. Салай-Соколов лично участвовал в партизанских боях, проявляя храбрость, поддерживая высокое моральное состояние бойцов.
Салай-Соколов… Это была моя партизанская фамилия, кличка. Не могли сейчас встретить Соколова за Десной, если у меня не появился в тех же местах однофамилец. Скорее всего, людская выдумка, легенда опережала быль.
Но один вывод из этого я имел право сделать и сказал себе: тебя хотят видеть там, товарищ Соколов.
Глава вторая
И тут мне был нанесен предательский удар. Никому не пожалуешься — нанесла его болезнь, но это было большое горе, потому что болезнь оказалась тяжкой.
Ответственная работа — создание рубежа обороны близ Сычевки — занимала меня целиком: ей приходилось отдавать не только мысли, но и руки. Взяв лопату, я нередко работал на рубеже днем и ночью, помогая товарищам. Не заметил, где и когда сильно простыл, и рухнул пластом. Острый ревматизм… Руки и ноги словно отнялись. Три месяца я лежал неподвижно, и медсестра кормила меня с ложечки, как ребенка.
Стыдно это было и мучительно. В то время, когда каждый помогал бить врага всем, чем мог, чтобы остановить его, я лежал… и смотрел в потолок. Да где! Меня эвакуировали в Казань. Едва закроешь глаза — в них оставленный рубеж у Сычевки или Узруевский лес, в котором было спрятано оружие, но не было партизан.
«Выкарабкаться!» — твердил я себе. К весне 1942 года я начал подниматься на ноги, выписался из госпиталя и вернулся в Москву, отбросившую врага. Я спешил приобщиться к делу, а дело у всех было одно — бить фашистов, но здоровым меня еще не хотел считать никто. И правда, все суставы мои оставались опухшими, болели, ходить свободно я не мог, опирался на палку, которую не выпускал из рук.
Но в жизни никогда не бывает все темно без просвета. В самые тяжелые минуты я всегда искал и хорошее, что скрашивало и облегчало горести. И находил. Я вел эти поиски с улыбкой, может быть над самим собой, но все же, как минимум, была улыбка!