По знакомым дорогам - страница 5

Приехав в Москву, стал я оглядываться и узнал, что здесь, в столице, брат Иван и Митрофан Негреев. Разве не радость? Еще какая! Созвонились и съехались на квартире у Негреева. После объятий и приветственных слов быстро возобновили разговор о создании партизанского отряда с участием «стариков» — боженковских и щорсовских ветеранов. Родные леса по-прежнему звали, а обстановка там была такая, что хоть завтра поезжай — пригодишься.

Решили, что надо куда-то идти, предлагать себя, свои знания и опыт, свои силы, вовсе не иссякшие еще, несмотря на годы и, как у меня, например, временную хромоту. Правда, Митрофан Негреев посмеивался надо мной:

— Куда ты пойдешь с палкой-то?

— Не волнуйся, — отшучивался я. — Как пойду, так палку дома оставлю.

— Обманешь начальство?

— Иди ты! Скоро я вообще без палки буду ходить! Обманывать? Не знал я в жизни большего греха. Я верил: поправлюсь. Однако когда мы явились в июне в Центральный штаб партизанского движения, свою палку я еще сжимал в руках — вынужден был. Принял нас заместитель начальника штаба, выслушал внимательно, поговорил серьезно и душевно и предложил ехать из Москвы… не в тыл врага, как мы собрались, а туда, где разместился Украинский штаб партизанского движения (УШПД). Для чего? Помогать формированию там штабов будущих партизанских отрядов — это значит отбирать в первую очередь командиров, комиссаров и начальников штабов.

— Но мы сами хотим лететь на Черниговщину! — заволновался я.

Наш собеседник ответил, что мы знаем людей и он считает нас поэтому очень подходящими для предложенной работы. Тут мы, дескать, принесем самую заметную пользу.

— Вы проведете эту важную работу лучше других. Попробуйте отказаться после таких слов.

Мы спускались с Негреевым по лестнице, и с почти нескрываемым злом Митрофан проговорил:

— Это все твоя палка! Все она помешала!

И так трудно ему было сдержать досаду, согласиться с тем, что вместо Черниговщины (места, откуда он и сам, кстати, был родом) мы окажемся еще глубже в нашем тылу, что внезапно он вышиб палку из моих рук ударом ноги и она полетела по ступеням, громко и долго гремя.

Я продолжал идти, как будто ничего не случилось, а Митрофан обогнал меня, поднял палку и протянул мне. Но я прошел мимо, ничего не сказав. И с тех пор я уже не брал в руки палку. Даже в лесах, где не было таких гладких дорожек, как в этом столичном здании…

Но пока мы поехали к Демьяну Сергеевичу Коротченко. Он тепло встретил нас, связал с партизанским штабом, и мы начали работу. Каждый день встречались с людьми, разговаривали, отбирали, завидовали тем, кто скоро снова окажется на Украине. Через определенный срок мы предложили из числа добровольцев не триста, а пятьсот человек, а потом начали просить, чтобы и нас послали на Черниговщину.

И вот по решению ЦК КП(б)У и УШПД нам поручили организовать группу, которая смогла бы создать и возглавить партизанский отряд. Вернувшись в Москву, мы тут же взялись за это. Наши старые товарищи, узнав о новости, зачастили к нам с просьбами не забывать о них. И скоро группа подобралась. Вот она: начальник штаба — мой брат Иван Салай (партизанский псевдоним — Кругленко), заместитель командира по разведке — Александр Каменский, которого я знал с восемнадцатого года. Несколько слов о нем, Саше Каменском.

Сын рабочего, он и сам с пятнадцати лет, за три года до Октябрьской революции, стал рабочим на фабрике в городке Хорол, а потом на одном из мариупольских заводов. Там в семнадцатом году вступил в партию большевиков и в Красную гвардию, помогал устанавливать и защищать в Мариуполе Советскую власть. Теперь он работал на военном заводе, но мы доказали, как он нужен для организации борьбы в тылу врага, и его отпустили.

И еще два товарища по гражданской войне — помощник командира отряда по материальной части — Исаак Мейтин (я о нем упоминал) и предполагаемый начальник связи — Илья Шкловский. С начала этой войны он работал в Совнаркоме РСФСР, занимаясь эвакуацией промышленных предприятий из прифронтовых городов, но, поскольку партизанская доля не обещала облегчения, его тоже отпустили. Отпустили и молодого Михаила Попова, который до войны был способным сотрудником Наркомвнешторга, а сейчас хотел бить врага своими руками и готов был занять должность адъютанта командира, порученца, любое дело делать, что доверят, лишь бы не сидеть в Москве, занимаясь хотя и важной работой, но не такой, которая в его глазах была важнее всего. Друзья — на войне, на фронте. И он рвался на передовую, хотел держать оружие в руках.